Многие помнят сцену из фильма «Москва слезам не верит» - триумфальный проход звезд поздних 1950-х по фестивальной лестнице и восхищенный возглас героини Муравьевой: «Конюхова! Обожаю!..» Режиссер фильма Владимир Меньшов не случайно выделил Татьяну Конюхову из всех знаменитостей 50-60-х годов, даже среди таких ослепительных красавиц, как Алла Ларионова, Элина Быстрицкая, Руфина Нифонтова. В нее были влюблены, кажется, все мужчины СССР, и те, кто работал с ней на съемочной площадке - не были исключением.
Но, как говорит Татьяна Георгиевна, коллег по профессии она своим вниманием не жаловала.
Чаю? Кофе? - еще с порога встречает приветливый голос хозяйки. - А может быть, пару наперстков коньячку? Одна-то я себе не налью, а тут закуска отличная: с фестиваля на Дальнем Востоке привезла настоящей красной икорки.... Татьяна Георгиевна в свои 80 с небольшим лет настоящая королева: гордая царственная стать, замечательная широта интересов, неравнодушие ко всему вокруг и невероятная, бьющая через край, захватывающая все вокруг энергетика.
Она занята и востребована на зависть большинству не только сверстников, но и многих совсем молодых коллег. К сожалению, в последние годы снимается мало и больше в эпизодических ролях. Зато полная нагрузка на педагогическом поприще в Российском университете культуры - зачастую допоздна, к тому же добираться до работы из Крылатского до Левобережья через всю Москву. Да еще дня не проходит без звонка с просьбами почествовать на юбилее или вспомнить ушедших товарищей по сцене и съемочной площадке. И как можно отказать в таком святом деле?
Звездой Конюхова стала с первых ее фильмов. Конечно же, потому что в ней воплотились реальные героини тех лет - ясноглазые, скромные и одновременно бойкие, энергичные, отважные. Те, что строили в тайге линии электропередач, сражались на войне, трудились в заводских цехах. Молодая артистка наполняла образы комсомолок-строителей замечательным обаянием, искренностью, жизнерадостностью, умением заразить окружающих неутомимой энергией и верой в светлое будущее.
- Татьяна Георгиевна, вы так органично сливались со своими героинями, потому что сами были правильной, примерной комсомолкой -как ваши Катя Головань в «Добром утре» или Соня Орлова в «Разных судьбах»?
- Ну какие там они правильные и примерные. И я, и мои героини - обычные живые люди. Просто нас воспитывали в иных идеалах - в строгости, скромности, ответственности и вере в свою страну. И не только родители - большинство старших показывали в том добрый пример. До сих пор помню жестокий, но действенный урок, который мне преподали в юности. Мы жили тогда в Латвии, куда направили отца, вернувшегося с фронта. Папа требовал не только ответственного отношения к учебе, но и строгой дисциплины: в десять вечера я, как и младшая сестра, должна была быть дома.
И школьные вечера не были исключением - казалось, в самый разгар танцев ровно в половине десятого в открытой в зал двери появлялся отец. Не произносил ни слова, но так смотрел на меня, что я немедленно шла за ним. Я была в десятом классе, когда папу перевели на новую работу, и, чтобы опять не менять школу, я упросила родителей оставить меня одну в Лиепае. А перед очередным праздником решила: вот теперь натанцуюсь вдоволь. Так и сделала, даже не заметила, что все девочки потихоньку разошлись и я осталась одна в обществе двух ребят.
И вдруг я увидела женщину, дежурного педагога в форменной одежде. Латышка стояла в тех самых дверях и смотрела на меня молча, но с таким нескрываемым презрением, как смотрят только на легкомысленных, доступных женщин. На всю жизнь я запомнила тот презрительный взгляд, красноречиво напоминающий о женском достоинстве, и ощущение невероятного стыда.
Детство мое было, как у многих тогда, босоногое и озорное. Папа хотел меня научить играть в шахматы и на гитаре, а я - задрав штаны, с пацанами бегала атаманшей. Сколько помню себя, всегда носилась с ватагой мальчишек. С утра у дома раздавалось: «Таанька, выходи!», - и я бегом. Каждый день какое-нибудь озорство придумаем...
- Так вот откуда ваша разбитная Химка в «Женитьбе Бальзаминова».
- Точно. Хотя роль Химки мне совсем неожиданно досталась. Я тогда, хлопнув дверью, распрощалась с Малым театром, где не получилось обещанных ролей. И случайно встретила Воинова Константина Наумовича, который меня не однажды снимал. Он, посочувствовав, посетовал: «Жаль, что в новом фильме я все роли нашим светилам раздал. Правда, осталась одна небольшая роль служанки - вряд ли захочешь». Ho я только сценарий прочитала, сказала: «Беру». Ведь эта дворовая девчонка - я сама в детстве, такая же выдумщица, непоседа и озорница.
Родители мои оба украинцы, с Полтавщины. Предки отца владели там сахарными заводами. Другой дед был агрономом -наверное, от него мне передалась большая тяга и любовь к земле: даже огромный кедр на даче вырастила из крохотного росточка. А папу послали на высокую партийную должность в Узбекистан. Там он встретил маму, свою землячку, там в Ташкенте я и родилась. Но в основном детские годы прошли в маленьком узбекском городке, где отец был директором хлопкоочистительного завода.
- Экзотика....
- Экзотики хватало, только я ее не ощущала, воспринималась она как что-то обычное, привычное. Ну что особенного, если каждый день по улице прямо под окнами проходят целые караваны верблюдов. Родители по характеру были полными противоположностями. Мама, Анастасия Денисовна, - настоящая украинка: вся нараспашку, шумная, хозяйственная. Папа, Георгий Степанович, - напротив, замкнутый, суровый. Из такого непростого сплава я и сложилась. Я рано научилась скрывать неприятности за показной веселостью и со стороны казалась легкомысленной.
Но я была очень независимой, самостоятельной. Рассказывали: самое первое, что я произнесла, было: «Я сама»... Несмотря на высокие посты отца, жили мы очень скромно, как все вокруг. Но дома всегда была ослепительная чистота, за что и с нас, детей, спрашивали. Каждый день я таскала в душ ведра с водой, подметала пол и драила золой вилки. За огрехи в работе от мамы доставалась ощутимая затрещина.
По сей день помню имя девчонки, которую мама ставила мне в пример: Лидочка Мальцева. Только пример не действовал на такого сорванца, как я. Как-то мы собирались в гости, и мама нарядила меня в новое платье с кружевами. Но пока она укладывала в прическу свои роскошные косы, я убежала во двор, где ребята месили ногами «саман». Я, не задумываясь, задрала кружевной подол и тоже с восторгом полезла месить эту солому с навозом. В другой раз сверху донизу разодрала новое платье, зацепившись за колышек. Ох и досталось же мне. Но, думаю, именно строгое воспитание научило меня самостоятельности, самой с себя спрашивать по максимуму и добиваться своего.
- Например, артисткой стать.
- Я, конечно, в детстве изображала что-то бабушке, но заболела театром уже в Латвии, после чего, окончив в 1948 году десятилетку, собралась в Москву, «чтобы учиться на артистку».
Родители отнеслись к такой блажи без воодушевления. Отец ласково погладил меня по голове с весьма своеобразным напутствием: «Ничего - провалишься, вернешься домой, выучишься бухгалтерскому учету...» Мама высказалась гораздо обиднее и резче: «Куда тебе в калашный ряд». Но обида меня только подхлестнула. Я приехала в Москву всего с двумя платьицами: одно, кремовое, которое мама мне сшила на выпускной бал, на мне, другое, цвета бордо, - в чемодане.
И ни одного знакомого в столице, а значит, ни на чью помощь рассчитывать не приходилось. Но все экзамены во ВГИК сдала на «отлично» и оказалась в числе 15 счастливчиков, которых выбрали из 800 претендентов. Моим педагогом стал знаменитый актер, народный артист СССР Василий Васильевич Ванин, а потом совершенно удивительные педагоги, лучше которых нет: Борис Бибиков и Ольга Пыжова.
- У вас ведь был звездный курс?
- Еще какой - Руфина Нифонтова, Майя Булгакова, Изольда Извицкая, Юрий Белов, Надежда Румянцева... Училась я на пятерки, играла в студенческих спектаклях и уже на втором курсе получила первую мою главную роль - Ганну в картине «Майская ночь, или Утопленница» по повести Николая Гоголя. Знаменитый Александр Роу попробовал десятки актрис, но выбрал меня, студентку-дебютантку.
- Разве студентам позволяли так рано сниматься?
- В театральных вузах с этим было сложнее, да и во ВГИКе чуть раньше было непросто. Дорогу открыл Сергей Герасимов своей «Молодой гвардией» - все увидели, как это здорово, когда героев играют их ровесники. В общем, мне повезло. Но с первой работой пришла не только радость, но и совсем другие переживания. Фильм был стереоскопическим, тогда таких снимали мало и показывали в специализированных кинотеатрах годами. Огромная афиша с изображением моей Ганны висела в центре Москвы, кажется, целую вечность.
- Ну и что же в этом нерадостного?
- Представьте себе, я проходила мимо плакатов с моим портретом с мыслью: «Господи, скорее бы уж ее сняли». Почему-то стало мучить ощущение бессмысленности того, что я делаю. Я вдруг поняла, что жизнь гораздо сложнее, чем все фильмы. К тому же на озвучании картины мне никак не удавалось совместить текст с отснятым материалом - не хватило опыта. Мою Ганну озвучила другая актриса, а я на некоторое время даже прервала учебу, чтобы понять, не ошиблась ли в выборе профессии.
- Зато потом сомнений не было?
- Еще какие. Ведь зачастую фактически приходилось играть одну и ту же ситуацию: не счесть, сколько раз ехала что-то строить, влюблялась, в меня влюблялись - то на стройке, то в шахте... В общем, одно и то же, только чуть-чуть в других обстоятельствах и костюмах... А я всегда хотела ролей разных и понимала, что должна быть разной. В моей внешности нет ничего острохарактерного. Гримеры мне помогали стать более хорошенькой, привлекательной, но новый характер искала и создавала я сама, стараясь не повториться.
И могла так вжиться в роль, что даже внешне изменялась. Без вмешательства гримеров. Однажды во время каких-то съемок я пришла домой, а мама, открыв дверь, спросила: «Вам кого?» Мама меня не узнала. Даже мои героини-комсомолки отличались и друг от друга, и от других подобных героинь. Думаю, потому меня и любили зрители. Я же инструмент, и как его настрою, какую музыку внутри себя услышу - то и получится. Потому с самого начала стала отказываться от некоторых ролей - не капризничала, просто не хотела застрять в амплуа примерных комсомолок-строителей, боялась, что опять придется играть то же самое.
- Потому чуть было не отказались от одной из лучших ваших ролей в картине «Разные судьбы»?
- Было. Спас Жора Юматов, уже утвержденный в картине. Мы с ним практически и знакомы-то не были, только в Театре киноактера я его видела. Так он явился неожиданно с проб, которые проходили в сталелитейном цехе, грязный, весь каким-то маслом замазанный, увидел меня - и сразу в объятия: «Вот она, моя Соня!» Режиссер Луков говорит: «Она не хочет сниматься». - «А вы ее не слушайте!»
Тогда Леонид Давыдович стал читать мою сцену, и я вдруг поняла, какую роль почти упустила. Вдруг я увидела эту девочку: сироту, только что из школы, затюканную вздорной теткой и - влюбленную без памяти. Луков это понял, позвал художника по костюмам Быховскую. Привели меня в костюмерную, и я сразу выбрала шубейку поношенную, шапочку с помпончиком, какую-то обувку парусиновую... с упоением перевоплотилась в Соню Орлову. А потом были и роли серьезные, драматические, даже трагические.
Играя комсомолок-строителей в фильмах «Доброе утро», «Разные судьбы», «Карьера Димы Горина», я параллельно в «Вольнице» играла жену миллионера, которая сбежала от мужа с любимым человеком, а в «Первых радостях» и «Необыкновенном лете» - дочку купца, где моя героиня от 16 лет проходит через многие годы, меняется... В картине «Заре навстречу» я была подругой революционера, которого играл Юрий Яковлев. Я должна была «отыграть» тяжелую сцену, когда его повели на расстрел. Я бежала за машиной, на которой его везли, и все снималось на крупных планах. Получилось напряженно, эмоционально. Посмотрев снятое, сама сказала: «Ой, ведь могу!»
- Наверное, в таких партнеров по фильмам, какие были у вас, невозможно было не влюбиться?
- А вот и нет. Романов на съемках не бывало, и в партнеров никогда не влюблялась, хотя с ними всегда было полное взаимопонимание и отношения самые добрые, даже нежные. Однажды приехала на «Время летних отпусков» в Воркуту, а Валентин Зубков, с которым мы уже снимались в картине «Солнце светит всем», встречает на пороге гостиницы: «Жена моя приехала», заграбастал меня, расцеловал, отнес мой чемодан... А потом я пошла за кипяточком с чайничком, а там меня с ним обсуждают: «Странная семья, в разных номерах живут...» Саша Демьяненко, чудный мальчик, со мной играл, а сам был влюблен в замечательную девочку, они так трогательно ходили, держась за ручки. А я тогда и вовсе была беременна.
- В «Карьере Димы Горина» снимался еще Высоцкий...
- Да, это был первый фильм Владимира Высоцкого - он только что окончил Школу-студию МХАТ. Но когда ему предложили по роли меня в кабинке «потискать», он аж возмутился: «Да вы что, Танечку Конюхову потискать. Это невозможно. Не буду». Только когда ему сказали: «Как это не будешь - ты артист или не артист?», он решился сыграть сцену, пытался меня обжать, поцеловать, а я его изо всех сил отпихивала, а Демьяненко за этой сценой из кузова подглядывал...
Нет-нет, у меня были свои романы, совсем не с партнерами по роли. И единственная любовь - к человеку, с которым прожила 27 лет и которому родила сына Сережу. Удивительный был мужчина, красивый, умный, сильный, необыкновенный человек, ни на кого не похожий - Кузнецов Владимир Васильевич, заслуженный мастер спорта по метанию копья, один из сильнейших в своем виде спорта, основоположник новой науки антропомаксимологии - о резервных возможностях человека.
- Однако это был ваш третий брак. А первые два - без любви?
- Ну почему же. Просто я не знала, что бывает такая любовь.
Влюбленность была, но быстро проходила -с настоящей любовью такого не случается. Не хочу называть имена моих первых супругов, чтобы не причинять боль их семьям, тем более что оба они из мира кино. Первый мой брак продлился всего десять дней. Парень был красивый, учился на киноведческом. И ухаживал красиво, и с мамой его мы друг другу понравились. Но буквально со свадьбы я уехала сниматься. А я, чем бы ни занималась, включаюсь в дело полностью, все другое перестает существовать, отходит куда-то. Вот и тогда мы, актеры, всю ночь с режиссером проговорили - и вдруг звонок от мужа: «Скучаю, хочу к тебе приехать». Отвечаю: «Ни в коем случае, я занята, и ты мне будешь мешать».
Но рано утром ко мне в номер стучат. Накидываю халатик, открываю - стоит мой муженек, а из-за его спины выглядывают четыре головки горничных. Я сразу все поняла: он не поверил, что я просто занята, подумал, что у меня есть другой мужчина, и решил меня поймать, как говорится, с поличным, даже «понятых» прихватил. Я просто взбесилась от такого оскорбления: «Вон отсюда. Чтобы я тебя больше не видела!» Такую пощечину получить в первые же дни замужества, и что, так будет и дальше. Разве он не знал, что женился на артистке? Как же я буду работать, сниматься?
Не думала, что он способен на такой мелкий поступок. И - сразу как отрезало, все чувства, что были, мигом улетучились. Такой у меня характер. А может быть, не очень-то и любила. Не выношу никаких хитростей, обманов. Я и последнего любимого мужа предупреждала, чтобы не ревновал. Он как-то до истерики меня довел, допытываясь, где я была какого-то числа чуть не прошлого года. Я сказала, чтобы прямо объяснил, кто и что ему на меня наговорил, - тогда и отвечу, а вокруг и около ходить незачем...
Со вторым мужем жили подольше, и все вроде бы хорошо складывалось. Милый, славный, интеллигентный человек, звукорежиссер, недавно получил «Нику» за мастерство. А тогда был еще оператором-микрофонщиком, специалист прекрасный, за ним порой в два часа ночи режиссеры посылали. Но интеллигенты наши большие эгоисты, думают только о себе. Я вкалываю как вол, устаю, и так вроде бы положено. И дальше все прямо по Хемингуэю, которого тогда все взахлеб читали: поезд, он провожает, а я думаю: «Скорее бы поезд пошел»,.. Он это почувствовал, спрашивает: «Все кончилось?» Я с радостью вскакиваю в вагон - и в Сочи на съемки. А там встретила своего Кузнецова.
- И как познакомились?
- Познакомил нас наш общий друг, Костечка Пилецкий, муж актрисы Тани Пилецкой, с которой мы снимались в «Разных судьбах». Я вообще-то не люблю, когда меня специально с кем-то знакомят - все должно быть естественно. Но когда на пляже увидела Костю с каким-то мужчиной, не могла глаз отвести: высокий атлет, сложен, как «Давид» Микеланджело. И это сравнение не только мне в голову приходило. Однако попыталась сбежать, но не удалось: позвали в ресторан. «Нет, - говорю, - мне надо идти смотреть, как с собачками работают, я ведь дрессировщицу играю».
Вечером Костин приятель меня пытался в гостинице подстеречь - видела, знакомый силуэт мелькнул, но потом, видно, решил, что лучше в цирке шапито, куда я бегаю в роль вживаться. Так что встретились мы в обстановке романтической: ливень, через струи дождя свет лампочек радугой необыкновенной, зелень свежая вокруг, и под этим шатром музыка играет... Вот тут меня и подловили: «Танечка, позвольте представить... Мой друг, коренной ленинградец, мастер спорта...» А у меня отторжение: ну зачем мне это.?
«И вам зачем, Володя? - говорю. - Я артистка, занятая, измученная, истеричная...» У меня уже тогда, видно от перенапряжения, случались обмороки на съемочной площадке... В общем, вывернулась... Но приезжаю домой, а мой муженек лежит на диванчике такой чистенький, в руках томик Евтушенко, а мамочка ему в постельку подает что-то вкусное... И - во мне будто что-то щелкнуло: разлюбила. Конечно, это неправильно, когда женщина в доме добытчица, а мужчина не старается, плывет по течению. Это женщину как-то принижает.
Я со съемок, вся измученная, на взводе нервном, работаю как вол, в трех картинах до полубессознательного состояния, недосыпаю, недоедаю, а он... Мы не ссорились, расстались спокойно... Наверное, сказалось и что уже замаячил впереди другой - активный, стремительный, непредсказуемый... Я, конечно, тогда еще не предполагала, что он станет моей судьбой. Но когда вернулась в Сочи, меня ждала... целая тележка роз. Это был поступок. И все 27 лет нашей совместной жизни я никогда не могла предугадать, чем меня в следующую минуту удивит этот непредсказуемый человек.
Про него все говорили, что у него три недостатка: любит спать, любит молоко и любит Таньку. Все остальное - сплошные достоинства. Наша совместная жизнь была веселая, бурная, по квартире так и летали тарелки, часы, будильники - такой был темперамент. Сначала я удивлялась, плакала, когда в чем-то не сходились. А потом однажды сама ка-а-ак хлопну об стенку будильник. Муж от неожиданности остолбенел, а потом... бросился собирать детали, которые по всей комнате разлетелись. Я сама испугалась, бегала вокруг, а он говорит: «Да-а. Теперь уж ничего не исправить».
Только не подумайте, что он на мне свою силу испытывал. Меня никогда пальцем не тронул, а с вещами разными не церемонился. Да оба мы таким образом порой проблемы решали. Не то чтобы ссорились - без конца обо всем спорили, и споры эти часто перерастали в какие-то вулканической силы взрывы. И о чем только не спорили! Володя мог в три часа ночи пойти будить соседей с вопросом: «Нет ли у вас энциклопедии?» Потому что мы никак не сходились в объяснении какого-то слова. Вот так и жили, весело и безалаберно.
- Когда сын появился, страсти не поутихли?
- Куда там. Если и поостыли, то совсем немного. Мама при наших спорах хватала ребеночка и уносила подальше. Она вообще не могла понять, как можно жить в таком постоянном накале, который окружающие принимали за ссоры. А мы и не ссорились... Моя семейная жизнь была интересной именно потому, что непредсказуема. Скучно, когда наперед все знаешь.
- А зачем вы рожать помчались за сотни километров?
- Почему-то решила, что это непременно должно произойти в Риге. Володя был очень уставший, и я сама села за руль. Когда добрались до родильного дома, я с трудом выползла из машины: затекла и невыносимо болела спина. Узнав, каким образом мы добрались до больницы, врач посмотрел на меня как на сумасшедшую.
- Не знал, вероятно, что вы за рулем ас.
- Да, еще в «Добром утре» я сама водила и пятитонку, и легковушку. И на своих машинах вовсю лихачила. Только когда Володи не стало, больше не могу сесть за руль. А до того - прямо море по колено. Я даже забеременела, когда уже рискованно было, на пороге тридцатилетия. До этого все некогда было, да и рожать хотела только по любви. Я тогда снималась в фильме «Карьера Димы Горина» и потом сыну рассказывала, что он, сам того не зная, в кино снимался. Но и тогда, уже с ним в животе, с грузовика почти с трехметровой высоты прыгала.
Только потом поняла, что это настоящее преступление, а тогда на все легко смотрела, с каким-то беспечным бесстрашием. И была наказана: плод и перевернулся, и рожала я очень тяжело, перенесла даже клиническую смерть. Такая вот беспечная. Но только по отношению к себе. К другим - гипертрофированное чувство долга. Так мама воспитывала: всем должна - должна что-то сделать, должна помочь человеку. И за мужа, когда он заболел, боролась отчаянно, все бы отдала, чтобы он выздоровел, но...
Мы с Володей были ровесники, и в 55 лет я осталась вдовой. Целый год, кажется, совсем не спала, а уж сколько слез пролито... Как-то Марина Алексеевна Ладынина сказала мне: «Женщина вы еще молодая, красивая, можно бы и о новой семье подумать». А я спрашиваю: «А разве есть еще такие люди?» И Ладынина ничего не ответила: действительно, кто мог заменить этого яркого, необыкновенного человека.?
- А какая из ваших ролей вам особенно дорога?
- Трудно сказать - все проживала серьезно и радостно. Правда, есть одна, которой особенно горжусь, но не в кино - в Театре киноактера: Варвара Петровна Ставрогина в «Бесах» по Достоевскому. Режиссер Спесивцев предложил подавать заявки на роли, которые хотим, я и написала пожелание. Только режиссер меня вначале в этой роли в упор не видел и репетировал исключительно с Нонной Мордюковой. Еще бы - она только на сцену выйдет, и делать ничего не надо, сразу видно: генеральша. Ну а я с виду какая генеральша Ставрогина?
Потому я хоть и числилась в каком-то составе, он со мной совсем не работал. Полтора месяца я терпеливо сидела в зале и смотрела, как репетирует Нонна Викторовна. Только перед премьерой она заболела, тогда у нее с сыном были неурядицы, она даже к подруге жить уходила и была настолько не в себе, что перед премьерой даже сцены перепутала - стала играть не сначала. И тогда назначили меня, потому что, не репетируя, я знала роль, мизансцены.
Все случилось по пословице «Не было бы счастья - несчастье помогло». И я стала играть Ставрогину. А когда Нонна Викторовна пришла в себя и посмотрела спектакль, она зашла ко мне в гримуборную очень задумчивой и сказала фразу, услышать которую от коллег дорогого стоит: «Как ты выстроила роль!» Она была не только талантлива, но еще обладала чувством правды, стиля.
- Сейчас в театры и кино ходите?
- После смерти мужа редко. Трудно поздно возвращаться, и так на работе часто допоздна задерживаюсь. Однако кино я не разлюбила.
- А сниматься предлагают?
- Предлагают. Но чаще отказываюсь: неинтересно, и к тому же в фильмах о недавнем прошлом много неправды.
Беседовала Эдда Забавских
