Предыдущий разговор с Еленой Яковлевой получился скорее философский, чем биографический - говорили о судьбе, об интуиции, о будущем. На прошлое времени совсем не осталось. Так что на этот раз решили наверстать упущенное и сразу начать разговор с «этапов большого пути».
- Вам, должно быть, уже надоело отвечать на вопросы об «Интердевочке», но не спросить, как вы попали на эту картину, просто нельзя.
- Почему вы предполагаете, что мне уже надоело говорить об этой картине? как может надоесть говорить о роли, которая дала мне такую известность? Совсем недавно «Интердевочку» показали по какому-то каналу. На следующий день ко мне подходили на улице молодые люди и говорили, какой это хороший фильм.
Жалко, что Петра Ефимовича уже нет и я не могу ему сказать, какое замечательное кино он снял. Прошло столько времени, а люди все равно его смотрят. А как я попала на картину, сама толком не знаю. Сейчас мне многие говорят: «Это я тебя посоветовала». Наверное, что-то крутилось в воздухе, на мое счастье. Я не представляю, какая артистка могла бы отказаться от работы с Петром Ефимовичем Тодоровским.
Его фамилия вызывала у меня трепет. В его фильмы я была влюблена. Когда смотрела «Военно-полевой роман», безумно завидовала Наталье Андрейченко. Мне почему-то сразу показалось, что эта история и эта роль - моя. Господи, если бы я знала, что запускается такая картина, я бы, наверное, сама пошла к нему. Он был моим любимым режиссером. Я мечтала сняться у него хоть в какой-то роли.
- А как складывались ваши отношения?
- Когда я его увидела, он на меня произвел ошеломляющее впечатление. Он был очень красив - у него были голубовато-синие глаза. Безумно добрые. И очень густые длинные ресницы. На них можно было пять спичек положить. О таких ресницах может мечтать любая женщина. Говорят, глаза - зеркало души. У него были изумительные глаза.
Но я, когда пришла к нему первый раз, не произвела на него никакого впечатления. Он потом говорил, что я напомнила ему Буратино, может быть, из-за того, что на мне была такая длинная шапочка в полосочку, связанная из остатков шерсти разных цветов. Тогда это было модно -такой чулок на голове. В этом головном уборе я перед ним и появилась. Мне казалось, что это очень красиво. К тому же я была худенькой, а он, видимо, представлял свою героиню совсем другой. Он сказал, что я совсем не похожа на путану: «У вас нет того, что у них есть». Наверное, он имел в виду похоть в глазах.
Я пыталась что-то пробубнить: «Чего это у меня такого нет, что есть у них?» Он спросил, где я снималась. Я назвала несколько картин, в том числе незаконченную картину, которая снималась в Ленинграде, - «Полет птицы» по сценарию Евгения Габриловича. У меня там были фантастические партнеры - Юрий Богатырев, Олег Ефремов, Родион Нахапетов, а я играла там главную героиню.
Я вышла очень расстроенная. Была уверена, что это наша первая и последняя встреча с Петром Ефимовичем. Точно утверждать не могу, но слышала, что Петр Ефимович поехал в Ленинград и посмотрел еще неозвученный черновой материал той картины. Когда он вызвал меня после этого, во второй раз, то уже смотрел на меня абсолютно по-другому - не как на нелепого Буратино, а как на артистку.
- А кого-нибудь еще пробовали на эту роль?
- Этого я не знаю. Как-то Таня Догилева сказала, что она пробовалась. Кто-то рассказывал, что Александра Яковлева, которая после «Экипажа» была секс-символом, чуть ли не ногой дверь открыла и сказала: «Петр Ефимович, вы же понимаете, что эта роль - моя?» Но утвердили все-таки меня.
Первый съемочный день был очень трудным. Тодоровский ко мне присматривался. Мне казалось, у него было ко мне какое-то недоверие, возможно, сомнение в правильности выбора. Он сидел в задумчивости, а мне казалось, что он сожалеет, что взял меня на эту роль. Но через несколько дней у Петра Ефимовича произошел как будто какой-то щелчок, он расслабился, стал веселиться, хихикать, рассказывать какие-то веселые истории, анекдоты. вокруг него стали собираться люди.
Я успокоилась, и у меня возникло ощущение, что мы работаем вместе всю жизнь. На репетициях он не требовал моего стопроцентного выкладывания. Он стал мне доверять, понимать, что я все правильно делаю. Доверие было полное. Мы с ним совпали и работали душа в душу.
Общаться с ним было счастьем. Фильм снимался в очень сложное время. Постоянно чего-то не хватало - то кинопленки, то еще чего-то. Но на съемочной площадке все пытались сделать так, чтобы Петр Ефимович ни в коем случае не расстроился.
Помню, когда у нас была экспедиция в Ленинград, вечерами, когда съемки заканчивались, никому не хотелось расходиться. А в маленьких номерочках, где мы размещались, было неудобно поместиться всем вместе, поэтому мы собирались в фойе, где стоял телевизор. Петр Ефимович брал гитару и тихонечко играл и напевал свои песни. Мы все время боялись, что кто-нибудь из жильцов этого этажа выйдет и возмутится, что мы нарушаем спокойствие и мешаем им отдыхать. Но у меня было ощущение, что они приоткрывали двери и слушали.
- После этого фильма вы стали для Тодоровского неким талисманом - он стал снимать вас во всех своих картинах. В фильме «Анкор, еще анкор» согласились сниматься, уже будучи беременной, а ведь там есть сцена, где вы бегаете по снегу совсем раздетой.
- У меня был маленький срок. И перед съемками я проконсультировалась с врачами: не повредит ли это ребенку. Они меня успокоили. А Петру Ефимовичу я боялась признаться, что жду ребенка. Думала, если он об этом узнает, то откажется от этой сцены. А я понимала, что это очень хорошее начало истории для моей героини. Петр Ефимович очень бережно относился к актерам. Он сам встал за камеру - боялся, что я могу простудиться. Ему повезло - зима была потрясающая.
Снегу выпало много, сугробы становились все выше и выше. Но за день до съемок этого эпизода была оттепель, а потом пошел снег, и образовалась корочка. Когда нужно было рухнуть в сугроб, я почувствовала, что не могу эту корку пробить, бьюсь как рыба об лед. У всех начался ужас - все руки в крови. Но мы быстро отсняли. Нас сразу отвели в теплую машину, укутали и дали водки, чтобы согреться. И тут-то я сказала: «Нет. Пить я не могу».
Пришлось сознаться. На съемках была удивительная атмосфера. И режиссер, и актеры были такие заботливые, мудрые. Я помню, задолго до съемок Сергей Петрович Никоненко интересовался, чем он будет меня хлестать. Его уже это волновало. Ему принесли солдатский ремень из толстой кожи с бляхой. Он сказал: «Вы что, обалдели? Я же ее покалечу». И бутафоры сделали ему специальный ремень, имитирующий настоящий.
Тодоровский мне полностью доверял, и многие смешные и неожиданные эпизоды рождались буквально на ходу. Так, я вымолила у него эпизод прихода моей героини к жене полковника Виноградова, которую играла Лариса Ивановна Малеванная. В сценарии его не было. Но в «Интердевочке» она играла мою маму, и мне очень хотелось встретиться на экране еще раз с этой уникальной актрисой и человеком.
Мы придумали, что моя героиня, любопытная и противная тетка, приходила к этой святой женщине и говорила: «Жена Героя Советского Союза с двумя детями». Лариса Ивановна оборачивалась и смотрела на меня всепонимающими и оценивающими меня глазами. И говор моей Ани Крюковой мы придумали. Я им прекрасно владею - в Москву-то приехала с Украины.
- Ваш отец - кадровый военный. Должно быть, вашей семье приходилось кочевать вслед за ним по военным городкам, а вам, соответственно, менять одну школу за другой. Не тяжело было?
- Наоборот. Мне это было даже интересно. Каждый раз, когда я приходила в новую школу, заходила в класс и меня представляли как новенькую, это казалось началом моей новой жизни. Появлялись новые мальчики, новые подружки. Я сменила школ десять. Иногда меняла школы в одном городе. Так, в Харькове сначала ходила в школу рядом с казармой. Потом в ту, что находилась рядом с домом, где мы снимали квартиру, и, наконец, там, где нам дали квартиру.
Каждый раз у меня было ощущение, что наконец-то я начну новую жизнь - буду исправно делать уроки, догоню всех. Конечно же, это никогда не сбывалось. Училась я неплохо. По гуманитарным предметам мне было легко наверстать, а по более точным без педагогов и дополнительных уроков не обходилось. Когда я поняла, что у меня нет никаких математических способностей, даже не пыталась исправить положение.
Этот «кочевой» опыт мне помогает и сейчас. Если надо быстро собраться и куда-то поехать, я могу сделать это мгновенно.
- Ваша мама не работала?
- В каждом городе, где служил папа, мама работала кем могла - в основном секретарем или машинисткой. Она освоила эту профессию. Только когда родился мой брат, он на шесть лет моложе меня, мама ушла с работы. Помню, когда она отправилась рожать, я этого не поняла. Мне просто показалось странным, что мамы дома нет, а папа мне на ночь рассказывает одну и ту же сказку. Мы жили в однокомнатной квартире, но мне не казалось, что было тесно, неуютно. Вроде бы всего хватало.
Когда пошла в первый класс, папа поехал служить в Германию, а я осталась у бабушки. Но после первого класса они меня забрали к себе. Помню, мама водила меня в балетную школу. И еще была обычная школа. Она стояла в сосновом лесу - там очень хорошо дышалось. все дети из разных классов - и первого, и второго, и десятого - сидели вместе. У нас были одни педагоги.
Из Германии мы приехали в Нижнеудинск Иркутской области, где находилась папина часть. Осенью я пошла в школу в голубеньком пальтишке с белым заячьим воротничком, купленном в Германии. Когда я пришла в этой прелести, меня все подняли на смех. Но я продолжала в нем ходить - другого-то не было.
- А какое у вас самое яркое детское воспоминание?
- Пенка на топленом молоке. Летом родители нас с братом отправляли к бабушке в деревню. В этой украинской деревне мы оттягивались по полной. Там просторы, природа и вкусное молоко из печки, с пенкой. я помню, как мы дрались за эту пенку. У нас была большая компания. У мамы два брата, и все дети на лето приезжали к бабушке. Скучать не приходилось.
- Родители воспитывали вас в строгости?
- Они меня никогда не наказывали, но я их почему-то всегда слушалась. Наверное, таков был их авторитет и мое чувство уважения к ним. Мама ходила на родительские собрания и всегда расстраивалась, когда у меня были не очень хорошие оценки. Она строго следила за тем, чтобы я вовремя приходила домой. Даже в старших классах, когда уже начались прогулки группами с мальчиками, я должна была не позже 9 часов встать под балконом и сказать: «Мама, я здесь». А вскоре раздавался ее голос: «Лена, домой». Не послушаться я не могла.
- Рано почувствовали себя красавицей?
- Да я никогда не была красавицей.
- А свою первую школьную любовь помните?
- Даже не уверена, что она была. Правда, как-то в школе появился мальчик, которого называли самым красивым. Он был старше меня. Все, конечно, были в него влюблены. Я не составляла исключения, и, когда он оказывал мне какие-то знаки внимания, мне казалось, что это настоящая любовь. Потом, когда приехала в Москву и поступила в ГИТИС, конечно, поняла, что это никакая не любовь.
- У вас рано появилось желание стать актрисой?
- Я всегда хотела быть только артисткой. Каждый фильм смотрела бесконечное количество раз. По телевизору показывали много театральных постановок, я не пропускала ни одной. Каждую проигрывала вместе с актерами. Когда приехала в Москву, у меня было ощущение, что я была в каждом театре. Я всех актеров знала в лицо. На выпускном балу ребята решили опустить в бутылку из-под шампанского записки со своими заветными желаниями, чтобы проверить когда-нибудь потом, сбылось или нет. Я написала, что хочу быть знаменитой артисткой.
- Родители ваши планы одобрили?
- Родители в меня не верили. Они относились к этому, как к несбыточному желанию, считали, что это несерьезно. Я зря потрачу время и деньги. Мама говорила: «Кем ты будешь? Ты ж никем не сможешь стать». Я в ответ кричала: «Стану артисткой и все! Не нужна мне твоя математика». У меня было только это желание. В конце концов они сдались. Решили: если не может без этого, пусть попробует. Все равно вернется и возьмется за ум.
- Почему же вы не сразу поехали в Москву, а поступали в Харьковский институт культуры?
- Не решилась, да и денег не хватило. Но в Харьковский институт на факультет артиста массовых мероприятий меня не приняли. Сказали, что у меня нет «сценической заразительности». И я пошла работать. Была комплектовщицей на Харьковском радиозаводе, но, поскольку это считалось секретным предприятием, что я комплектовала, до сих пор не знаю. А через два года, поднакопив денег, я все-таки отправилась в Москву.
- Почему вы выбрали именно ГИТИС?
- Мне казалось, это звучит солидно. Во-первых, меня заворожило слово «государственный», а потом это же институт, а не школа-студия или училище. Я считала, что если уж учиться, то в институте, а не просто в училище. Если бы жила в Москве, я бы, наверное, знала, где какие педагоги преподают, и осознанно подумала о выборе. А так я узнала адрес ГИТИСа и прямо с вокзала отправилась туда с документами. А мне говорят: «Не надо документы. Сначала надо сдать творческие экзамены, а потом уже, голубушка, если их пройдешь, сдашь документы».
Мне это показалось странным - везде вначале принимали документы, а потом уж сдавали экзамены. Общежития сразу не давали, а у меня в Москве никаких знакомых. Я трое суток ночевала на Курском вокзале. Как-то меня заметил милиционер и привел в отделение милиции. Я со слезами на глазах рассказала, что со мной происходит, и милиционер, дай бог ему здоровья, сказал, что у него есть знакомая администратор в гостинице «Золотой колос». Позвонил туда, места в гостинице были, денег у меня на нее хватило. Я оставила себе только на обратную дорогу.
Когда у меня кончались деньги, меня в гостинице выручила какая-то незнакомая женщина - она приехала в Москву, чтобы отблагодарить врачей. Она их благодарила банками с паюсной икрой. Все банки она раздала, а одна у нее осталась. Она отдала ее мне - не везти же обратно. Я купила хлеба, масла и недели полторы питалась исключительно паюсной икрой. Так до общежития я благополучно жила в «Золотом колосе». Москва показалась мне божественной.
Мне нравилось большое количество людей. Я много гуляла по ВДНХ - ведь моя гостиница была рядом. Там мне было очень интересно. На экзаменах я читала монолог Катюши Масловой. На меня сильное впечатление произвел фильм «Воскресение». Тамара Семина грандиозно сыграла Катюшу. Когда я объявила, что прочитаю отрывок из «Воскресения», сразу рухнула на колени, и, чтобы меня увидеть, членам приемной комиссии пришлось встать и выслушать меня стоя.
- Свою первую роль в «Современнике» помните?
- Конечно. В спектакле Игоря Кваши «Дни Турбиных» я кричала за кулисами - изображала девушку, которую насиловали белогвардейцы. Два раза в неделю приходила в театр, отмечалась, как все актеры, и шла за кулисы играть роль. Наверное, кричала бы и дальше, если бы режиссер не догадался записать крик на магнитофон. Но параллельно с этим мне дали роль Гитель в спектакле Галины Волчек «Двое на качелях».
- Театр «Современник» стал для вас не только местом работы. Именно здесь вы познакомились со своим мужем, Валерием Шальных. Вы много лет выходили на одну сцену, какие-то замечания друг другу делали? По житейской логике, мужа надо все время хвалить, говорить ему, что он гений.
- У нас не было необходимости говорить о работе. Я считаю, это приводит в тупик. Мы дома о работе не говорим никогда. У каждого свое видение, свои ощущения. Переубедить друг друга очень трудно. Да, в конце концов, что нам, поговорить с ним что ли не о чем?
- Ваш сын еще в детстве снялся в кино. Стать артистом он не захотел или вы его отговорили?
- Поскольку он этого никогда не хотел, у нас и не возникало этой проблемы.
- Денис - не «ребенок кулис»? С ним сидела няня?
- Нянь у нас никогда не было. Когда бабушка могла, она с ним сидела. Когда не могла, мы приводили его в театр. На гастроли с собой брали.
- То есть он видел актерскую профессию «без грима».
- Да. В этом есть свое преимущество. Когда растешь за кулисами, то понимаешь, насколько профессия непростая, видишь, что у артистов по-разному складываются судьбы. Если бы я это знала, я бы, может быть, тоже по-другому относилась к своему рвению в эту профессию. Я никогда не жалела, что стала артисткой, нет. Но если бы знала, что у актера может сложиться судьба, а может и не сложиться... Сколько поломанных жизней! Я знаю нескольких актеров, которые уходили в краснодеревщики или в другие профессии.
- Вы воспитываете Дениса так же строго, как воспитывали вас?
- Сейчас я его вообще не воспитываю, потому что он уже взрослый. Ему будет 23 года, и уже 4 года он живет самостоятельно, отдельно от нас. У него своя квартира. Мы его никогда не наказывали - не за что было. Мы много работали, и в какой-то момент я поняла, что мы интересуемся исключительно: «Что получил?», «Сделал уроки?», «Поел?». Я поняла, что это отвратительно. Мне стало так противно, что я эти три вопроса отмела навсегда, и оказалось, что большое количество вопросов мы никогда в жизни не обсуждали. Я перешла к этим вопросам. Мы стали откровенно общаться. Он мне абсолютно все рассказывает. Какой вопрос я бы ему ни задала, он ответит мне честно. Он не научился врать. Может быть, это его черта характера - он никогда не врет.
- А чем он сейчас занимается?
- Пока его несет по волнам и бросает из стороны в сторону. Он работал в кино на двух картинах рабочим, чтобы присмотреться и найти свое место. Я надеялась, что какая-нибудь профессия ему понравится. Он безумно любит фильмы. Очень много смотрит. Может рассуждать об этом без конца. Он хорошо знает английский язык. Окончил спецшколу. Проучился год в Лондоне. Можно было продолжить, но он не захотел.
Вернулся и сказал: «Мама, то, чему там учат, здесь никогда не пригодится. Я не смогу это использовать. Стало быть, учиться там незачем». Сейчас поет на английском языке. Сам пишет песни. У него группа. Тяжелый металл. Я в этом направлении ничего не понимаю.
- А он ваши спектакли и фильмы смотрит?
- Смотрит.
- И как он их оценивает?
- Я понимаю, что ему не противно. Он считает, что то, что делает мама, достойно. Но восторги не выражает.
- А вас не смущает, что он сделал себе столько татуировок?
- Это началось, когда он стал жить отдельно от нас. Вначале мы думали, что он просто захотел сделать на руке, чтобы не видно было, портрет своей любимой собаки. Но потом он увлекся. Сейчас остановился. Я жду, когда пойдет обратный процесс и он начнет от них избавляться.
- Ваши родители до сих пор живут в Харькове?
- Да. Одно время, когда возраст им позволял сделать еще один виток в своей жизни и еще раз переехать, я им предлагала жить в Москве, но они не решились. Там у них дача, квартира. Они наконец-то обосновались на одном месте. Там же живет мой брат. Теперь я жалею, что тогда не настояла, - сейчас меньше бы переживала за них.
- У вас живут четыре собаки. Любовь к животным у вас с детства?
- Да. Этим я пошла в отца: даже при походном образе жизни у нас всегда были животные. Он не просто жалел всех бездомных тварей, но и тащил их в дом. Однажды протянул руку и снял с ветки волнистого попугая. Так у нас появился замечательный Петруша. Синий, ручной и, главное, говорящий. Лаял, пародировал голоса, а еще умел дребезжать, как старый советский телефон. На звук последнего все срывались с места и бежали снимать трубку, а Петруша противно хихикал нам вслед.
Как-то судьба военного забросила папу в таежный лес, и, конечно, он вынес оттуда ежа. Мы с братом не очень обрадовались такому гостю: к нему ведь сложно подступиться - колется. К тому же днем ежик сворачивался клубком и мирно посапывал. Я даже его мордочку ни разу не видела. Зато ночью весь дом оглашался его радостным топотом. Пришлось его вернуть в природу. а я, как многие дети, мечтала о собаке. И как-то в сорокаградусный мороз папа принес щенка - обычную дворнягу.
Мама вообще не была в таком уж восторге от превращения дома в «Ноев ковчег», но к заботам о его жителях подключалась. Тем более переполняться он не успевал: отца часто переводили по службе с места на место, и нам приходилось раздавать весь зоопарк в хорошие руки. Позволить себе постоянную собаку я смогла, только когда мы обзавелись собственным жильем. Мы с Валерием отправились тогда на Птичий рынок и увидели мягкий клубочек золотистого цвета.
Так у нас появился кокер-спаниель Гриша. Когда он умер, если бы у нас не было хаски, мы бы, наверное, тоже умерли. Теперь у нас четыре собаки. Я с ними общаюсь, разговариваю. Когда приезжаю, они подходят ко мне, смотрят в глаза, словно хотят сказать: «Поговори со мной». Они требуют диалога. Я очень люблю с ними разговаривать. С ними можно говорить обо всем.
- Где располагаются ваши собаки?
- На даче. Маленький, йорк Юстас, как переходящее знамя. Если я снимаюсь в Москве, он всегда со мной.
- Слышала, вы хотите еще собаку?
- Я-то хочу. А Валера говорит: «Давай остановимся». Но я думаю, он подумает-подумает и потом согласится.
- Вы постоянно снимаетесь, но сцену все равно не покидаете. Играете в антрепризе. У вас нет желания прийти в стационарный театр?
- Нет. Наверное, то, что я хотела сделать в театре, то, что я в нем любила, все у меня состоялось и вычерпалось до дна. Конечно, можно было сидеть в «Современнике» и дальше. Как и делают это многие артисты. Сидеть, злиться, говорить: «Вот мне ничего нового не дают». Я понимаю, что я не одна такая в театре. Но что делать, если у режиссера нет к тебе интереса? Я просидела без новой работы семь лет и посчитала, что это более чем достаточно.
- Вас же, наверное, зовут в театры?
- Зовут. Но я согласна пойти на какую-то определенную постановку, а на постоянную работу - нет. А прийти на постановку тоже непросто. В любом театре есть актрисы, которые могут сказать: «А что, среди нас нет таких, которые смогли бы сыграть эту роль?» Сразу возникнет конфликтная ситуация, а я этого терпеть не могу и всячески избегаю. Я поэтому и ушла, чтобы успокоиться. В последнее время там было нервно.
Не думала, что в театре так жестко к моему уходу отнесутся. Я же не отказывалась играть в спектаклях, в которых была занята. Но на это не согласились. Дело не в деньгах, а в том, что у меня было ощущение, что я занимаю чужое место. Своим уходом я дала пяти артисткам замечательные роли. Убеждена, многие антрепризные спектакли интереснее, чем в репертуарных театрах, и ходят на них лучше.
- А как вы проводите свободное время?
- На даче. Выращиваю цветы и получаю от этого колоссальное удовольствие. Но вообще, если у меня выпадает несколько свободных дней, я впадаю в панику. Мне кажется, что я уже никому не нужна. А потому снимаюсь сейчас и в сериалах, и в полнометражной картине. Работая в любой картине, в любом сериале, можно достичь каких-то побед. Конечно, может, эти победы только я и вижу. Я влюблена в Жору Крыжовникова. Снялась у него в картине «Страна чудес». Надеюсь, скоро начнутся съемки еще одного нового фильма.
- Кто из ваших многочисленных героинь вам по-человечески ближе?
- Не думала об этом. По отношению к работе, пожалуй, мы больше всего схожи с Каменской. Настя Каменская фанатично отдается своему делу. И в этом я на нее, безусловно, похожа.
- А по отношению к быту?
- Я все ближе и ближе к ней. Еще немножко, и я просто превращусь в нее.
- Десять лет назад вы говорили, что главное в жизни для вас театр и дом. А сейчас?
- Сейчас - работа и дом. Этого вполне достаточно.
