Георгий Седов - биография, фото, личная жизнь капитана-полярника

Георгий Седов — биография

Именем Георгия Седова названы корабли, учебные заведения, улицы наших городов и многие географические объекты. При этом капитан даже не дошел до той точки северной широты, от которой другие покорители Северного полюса лишь начинали свой путь. Он погиб, пройдя всего лишь двести километров по направлению к полюсу, который к тому же уже давно был открыт другими.

Он лежит, привязанный к нартам. Обессиленные, голодные собаки тащат эти нарты к Северному полюсу. Седов при смерти и уже догадывается об этом, но отступать от намеченной цели не собирается. Сам он идти уже не может, поэтому нарты погоняют два его спутника, которые давно разуверились в благополучном исходе этой безумной экспедиции. До полюса еще несколько месяцев пути по снежной пустыне, а топливо и еда уже на исходе. Только сумасшедший в этих условиях продолжал бы путь вперед. Но все предложения повернуть назад жестко пресекаются капитаном.

Его спутники начинают подозревать, что он сошел с ума. В одной руке он судорожно сжимает компас, стрелка которого указывает строго на север, а в другой - револьвер, на случай, если матросы самовольно повернут к югу. Время от времени капитан теряет сознание, и тогда в головы его спутников закрадывается нехорошая мысль: тело капитана можно скормить собакам, а самим потом благополучно вернуться домой...

Примерно так описывают финал экспедиции Седова к Северному полюсу биографы, склонные к развенчанию мифов советской эпохи. Но что же произошло в феврале 1914 года под восемьдесят вторым градусом северной широты на самом деле? И почему Седов, а не другие «два капитана» - Георгий Брусилов и Владимир Русанов, арктические экспедиции которых стартовали одновременно с седовской, но имели еще более трагичные финалы, - остался в истории героем?

На второй вопрос ответить не сложно -главным фактором героизации Георгия в советское время стало его пролетарское происхождение. Будущий полярник родился в бедной и многодетной семье на хуторе Кривая Коса (сегодня это поселок Седово), расположенном на берегу Азовского моря.

Отец Седова промышлял рыбной ловлей, привлекая к этому делу и малолетних сыновей. Мать подрабатывала прачкой у богатых селян. В семье кроме Георгия было еще восемь детей. По воспоминаниям Седова, их отец сильно пил, избивал жену, а иногда пропадал на годы. Чтобы прокормиться, детям приходилось просить милостыню по соседним селам и даже воровать.

До четырнадцати лет Седов был неграмотным. Этого факта, как и своего «низкого» происхождения, он никогда не стеснялся и даже указал его в автобиографии. Когда в Кривой Косе открылась церковно-приходская школа, Георгий упросил родителей разрешить ему учиться в ней и вскоре стал одним из лучших учеников и даже неофициальным помощником учителя.

Окончив с похвальным листом три класса школы за два года, шестнадцатилетний Георгий поступил на должность ключника в одну из местных контор, а вскоре стал приказчиком в крупном магазине, где получал неплохое жалованье: 10 рублей в месяц. Бывшие товарищи по играм смотрели на него с завистью. Но сам Седов понимал, что это только начало: «Прослужил я год, а на следующий мне прибавляют жалованья, родители мои в восторге. Но не тут-то было. Кое-что новое зародилось у меня в голове: хочу учиться, учиться и учиться».


От одного из капитанов, доставлявших в магазин груз соли, Седов узнал, что в Ростове-на-Дону существуют мореходные классы, в которых можно учиться бесплатно, нужно только несколько месяцев перед этим поработать матросом на корабле. Он поделился своими планами с родителями, но те наотрез отказались его отпустить «куда-то там босяковать». И вот майской ночью 1894 года Георгий, вытащив из родительского сундука свои документы, тайно бежит в Ростов, чтобы стать моряком.

Уже через два года он успешно сдает экзамен на штурмана каботажного плавания, еще через год получает диплом штурмана дальнего плавания. Теперь его главной целью становятся научные экспедиции. Но чтобы иметь возможность в них участвовать, нужно быть военным. И он отправляется в Севастополь, где поступает на военную службу. В 1901 году он экстерном сдает выпускные экзамены в петербургском Морском кадетском корпусе и весной 1902 года поступает на службу в Главное гидрографическое управление при Адмиралтействе. И почти сразу принимает участие в своей первой научной экспедиции в район Новой Земли. В следующем году - новое путешествие. Теперь уже в качестве помощника начальника экспедиции в район Карского моря.

Затем была Русско-японская война, во время которой Седов командовал миноноской в Амурском заливе. За участие в этой войне он получил орден Святого Станислава 3-й степени. В 1908 году он изучал Каспийское море, в 1909-м - исследовал устье Колымы, а в 1910-м при его непосредственном участии был заложен поселок Ольгинский на Новой Земле. В этом же году по рекомендации Семенова-Тян-Шанского его принимают в Русское географическое общество.

Личная жизнь

В 1910 году Седов венчается и женится на Вере Валерьяновне Май-Маевской, любовью к которой проникнута каждая страница его будущих полярных дневников. Но тут наступает черная полоса в его столь блестящей до этого карьере. Сослуживцы всегда пренебрежительно относились к «этому выскочке ниоткуда». Полярник шутил, что он чуть ли не единственный офицер во всем российском флоте, не имеющий дворянства. Пока он находится в экспедициях, этого не заметно, но стоит ему вернуться в столицу, и уколы сыплются буквально со всех сторон.


И, конечно же, ему, «деревенщине», не могут простить женитьбы на генеральской племяннице (жена Седова была племянницей генерала Май-Маевского, в будущем - видного деятеля Белого движения). В Адмиралтействе вокруг его персоны начинаются интриги и подковерные игры, в результате которых старшего лейтенанта Седова отстраняют от тщательно подготовленной им гидрографической экспедиции в малоисследованные восточные моря Арктики и отправляют в который раз на изученный вдоль и поперек Каспий, откуда он пишет жене:


«...Я под давлением несправедливости и обиды могу перестать владеть собой и что-нибудь сделаю такое> что тяжело отразится на нашей судьбе. Хотя всеми силами стараюсь дать место в себе благоразумию и парализовать навязчивые мысли об обиде... Мне теперь ходу не будет вовсе во флоте, хоть будь я золотой человек, а быть оскорбленным я не привык и обиду никому не спускаю».

И тогда Седов, движимый уязвленным самолюбием, ставит перед собой главную цель своей жизни: он решает идти на Северный полюс. Ничего, что там уже побывали американцы Фредерик Кук и Роберт Пири. Капитан так формулирует свою задачу: открытие Северного полюса русским моряком.

В служебной записке, отправленной 9 марта 1912 года своему начальству в Главное гидрографическое управление, он пишет: «Мы докажем всему миру, что и русские способны на этот подвиг».

Седов непременно хотел отплыть летом 1912-го. Не исключено, что здесь были замешаны и прагматические резоны: в 1913 году будет отмечаться трехсотлетие дома Романовых. Российский флаг на Северном полюсе станет хорошим подарком государю. Надо ли говорить, какие это открывает возможности! Да и недоброжелатели с интриганами поутихнут.

Экспедиция готовилась в ужасной спешке. Чиновники то обещали государственную поддержку, то отказывали в ней. На страницах прессы развернулись бурные дискуссии о целесообразности экспедиции к Северному полюсу. Журналист «Нового времени» М.О. Меньшиков писал: «Седова я не знаю, и никто не знает. Если это частное предприятие - пожелаем успеха, но если национальное, если Государственная дума дает деньги, то надо подыскать других начальников, более солидных..


Ему отвечал известный исследователь Арктики, генерал А.И. Варнек, под начальством которого Седов плавал по Карскому морю: «Одно имя Георгия Седова, которого я давно знаю как выносливого и энергичного исследователя, дает право надеяться, что его предприятие, дорогое для русского национального чувства, увенчается успехом... Всегда, когда надо было найти кого-нибудь для исполнения трудного и ответственного дела, сопряженного иногда с немалой опасностью среди полярных льдов, мой выбор падал на него, и он исполнял эти поручения с полной энергией, необходимой осторожностью и знанием дела».

И все же государственной поддержки идея Седова не нашла. Специально созданная комиссия пришла к выводу, что расчеты Седова далеки от реальности. Тогда он обратился с призывом к общественности. При поддержке известного издателя Михаила Суворина был создан «Седовский комитет», который организовал сбор средств на экспедицию. Среди жертвователей были как простые люди, так и известные персоны: норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен, певец Федор Шаляпин.... Сам Николай II выделил десять тысяч рублей. Но все равно денег катастрофически не хватало, и тогда Суворин из собственных средств выдал Седову кредит, надеясь покрыть расходы за счет будущих эксклюзивных репортажей.

Теперь Седов уходил к полюсу в качестве должника, и без победы вернуться ему было никак невозможно. Правда, гидрографическое управление, в котором служил Седов, все-таки пошло навстречу: ему был предоставлен отпуск на два года с сохранением содержания. Седов в последний раз съездил на родину, в Кривую Косу, проститься с престарелыми родителями, братьями и сестрами, а затем отправился в Архангельск, снаряжать зафрахтованный корабль «Святой мученик Фока» и набирать команду.

План своей экспедиции Седов изложил в интервью газете «Елисаветградские новости» от 10 июля 1912 года: «С Земли Франца-Иосифа, отбухгы Теплиц-Бай, куда нас доставит «Св. Фока» к 15 августа текущего года, я предполагаю направиться к полюсу не ранее 1 марта будущего года, ибо до того времени там будет царить ночь. Беру с собой 60 собак, 4 каюка, нагруженных инструментами, нартами, лыжами и провиантом. Весь путь с Земли Иосифа до полюса рассчитываю пройти в 83 дня, делая в сутки в среднем 10 верст и, если все пойдет гладко, достигну полюса 26 мая 1913 года. Останусь там сутки-двое и на обратный путь кладу также 83 дня. Таким образом при благоприятном течении дел, уже в 20-х числах августа 1913 года я вернусь к покинутым мною на Земле Иосифа членам экспедиции и к этому же времени придет к Теплиц-Бай и «Св. Фока».


К полюсу Седов намеревался идти группой из четырех человек. Остальная часть экспедиции должна была остаться на Земле Франца-Иосифа для научных работ и ждать возвращения полюсной партии. После сумбурных сборов и борьбы с портовой администрацией, которая предъявляла требования одно абсурднее другого (например, отказывалась выпускать судно до тех пор, пока не будет назван порт назначения), экспедиция вышла из Архангельска. Было уже 15 августа. Близился конец навигации. А ведь 15 августа Седов предполагал быть уже в Теплиц-Бай. Планы рушились на глазах.

О том, чтобы дойти в этом году до Земли Франца-Иосифа, не могло быть и речи. «Фока» едва пробился сквозь льды к Новой Земле, где и встал на зимовку. По дороге, в поселке Ольгинском, заложенном несколько лет назад самим Седовым, с судна были списаны пять лишних матросов. На борту осталось 17 человек. По ходу плавания обнаружились недопоставки снаряжения, а многие продукты оказались испорчены.

Завхоз и ветеринар Павел Кушаков записал в своем дневнике: «Искали все время фонарей, ламп - но ничего этого не нашли. Не нашли также ни одного чайника, ни одной походной кастрюли. Седов говорит, что все это было заказано, но, по всей вероятности, не выслано... Солонина оказывается гнилой, ее нельзя совершенно есть. Когда ее варишь, то в каютах стоит такой трупный запах, что мы должны все убегать. Треска оказалась тоже гнилой».

Большинство собак, особенно те, которых купили в Архангельске, оказались не приспособлены к условиям Крайнего Севера и вскоре погибли от холода. Интересно, что поставщиком этих собак был некто фон Вышимирский, фамилию которого Вениамин Каверин взял для нечистого на руку снабженца экспедиции капитана Татаринова в романе «Два капитана».

Во время зимовки 1912-1913 годов были совершены несколько санных походов по Новой Земле. Сам Седов с матросом Инютиным за два месяца обошел архипелаг с севера, заполнив на его карте последние белые пятна. Эта экспедиция показала, что и сам капитан, и его спутники, и даже оставшиеся собаки находятся в прекрасной форме. Если бы «Фока» сумел дойти до Земли Франца-Иосифа в этом году, полюс, без сомнения, был бы покорен. Но будем реалистами...

Реалистами оказались и все остальные члены экспедиции. 21 августа 1913 года «Святой Фока» вырвался из ледяного плена, но только судно вышло на открытую воду, офицеры подали капитану рапорт о том, что все они считают необходимым прервать экспедицию и взять курс на юг. Седов прочитал его с побледневшим лицом, а потом ушел к себе в каюту.

Невероятным усилием воли ему удалось мирно подавить этот «бунт на корабле». «Святой Фока» продолжил свой путь на север, но симпатий команды Седову это не прибавило. Вскоре корабль снова окружили льды, и 8 сентября 1913 года он встал на вторую зимовку у южной оконечности Земли Франца-Иосифа в бухте, которую назвали Тихой. До полюса - около тысячи километров. Слишком много...

Вторая зимовка оказалась гораздо суровее первой. От однообразной пищи люди начали болеть. Мысли у всех были только о скорейшем возвращении. И лишь один Седов рвался дальше, на север. Но и его здоровье тоже сильно пошатнулось. Он по нескольку дней не выходил из своей каюты, оставаясь в кровати. Невооруженным глазом было видно, что у капитана начинается цинга. А врач-ветеринар Кушаков, заместитель Седова по хозяйственной части, твердил одно: всего лишь легкий бронхит и обострение ревматизма. Казалось, что он специально хочет спровадить Георгия Яковлевича с судна, чтобы самому остаться на нем полновластным хозяином.

В зимовье царила мрачная атмосфера. В успехе похода к полюсу сомневался даже самый близкий друг капитана - художник Пинегин. Вот что он записал в своем дневнике за пять дней до прощания с капитаном: «Попытка Седова безумна. Пройти в пять с половиной месяцев почти 2000 километров без промежуточных складов с провиантом, рассчитанным на пять месяцев для людей и на два с половиной для собак? Однако, будь капитан здоров, как в прошлом году, - с такими молодцами, как Линник и Пустотный, на испытанных собаках он мог бы достичь большой широты.

Седов фанатик достижений, настойчив беспримерно. В нем есть жизненная черта: умение приспособляться и находить дорогу там, где другому положение представляется безвыходным. Мы не беспокоились бы особенно за участь вождя - будь он вполне здоров. Планы его всегда рассчитаны на подвиг; для подвига же нужны силы -теперь же сам Седов не знает точной меры их.. Все участвуют в последних сборах, но большинство не может не видеть, какого исхода можно ожидать. И все же в решение капитана начать борьбу никто не может вмешаться. Существует нечто, организовавшее наше предприятие: это нечто - воля Седова.

Противопоставить ей можно только восстание. Но кто примет на себя ответственность утверждать, что силы капитана не соответствуют его предприятию?» Некоторые из членов экспедиции даже предлагали связать Седова или запереть в каюте, лишь бы не пустить его на верную смерть. Говорили, что научные наблюдения и исследования, проведенные членами экспедиции за две зимовки, уже сами по себе являются прекрасными результатами, что поход к полюсу в этих условиях невозможен.

В разговоре один на один Пинегин рассказал капитану о настроениях в команде, о том, что идти дальше на север -это самоубийство, предлагал Седову хотя бы отложить выход на пару недель, пока он окончательно не поправится. Седов ответил: «Конечно же, я вижу все препятствия, но я верю в свою звезду».

Спустя некоторое время после гибели Седова географ экспедиции Владимир Визе, размышляя о причинах, подтолкнувших их капитана к этому самоубийственному походу, записал в своем дневнике: «Седов совершенно отчетливо осознавал, что возвращение его в Россию без серьезной попытки достигнуть полюса будет для него равносильно нравственной смерти.

Возврата на Родину нет - там ждут его враги, которые закроют перед ним все двери и навсегда положат конец всем мечтам о большой работе исследователя, моряка, а этой работе Седов посвятил всю свою жизнь. Возвращение в Россию - это для Седова значило превратиться из храброго и честного моряка в посмешище для «белой кости».

Поэтому другого выхода, как идти к полюсу, даже если это равносильно самоубийству, Седов не видел. Сломать эту волю, выбравшую между смертью и позором первую, было нельзя». Итак, в воскресенье 2 февраля 1914 года капитан экспедиции в сопровождении двух матросов - Григория Линника и Александра Пустошного - на трех нартах отправился покорять Северный полюс. Матросы были добровольцами. Что заставило их идти вместе с Седовым навстречу верной гибели? Или так велика была нравственная сила Седова, что он не только сам верил в свою звезду, но и заставлял поверить других?! Даже таких тертых калачей, как Линник.

Вот что писала газета «Архангельск» о Григории Линнике, представляя своим читателям участников экспедиции накануне ее отправки из Архангельска: «Г.В. Линник -26 лет, матрос, из Полтавской губернии, высокий блондин со слабой растительностью; человек, видавший виды. Линник плавал на Черном море и на Дальнем Востоке, побывал на Сахалине, участвовал в золотопромышленной экспедиции на реку Лену, изучил на Дальнем Востоке английский и китайский языки. Страстно любит путешествия. Он является единственным членом экспедиции, которому известно обращение с упряжными собаками».

Александру Пустотному был всего 21 год. Таких на флоте называют «салагами». Он только что окончил лоцманское учили-ше в Архангельске, и никаких особенных достижений в жизни у него пока не было, поэтому газета не написала о нем ничего. ...В десять утра на судне был отслужен молебен, Седов произнес речь, во время которой едва не разрыдался. Прослезились и многие члены команды. Она задокументирована: «Я выступаю в путь не таким крепким, как нужно и каким хотелось бы быть в этот важнейший момент... Но я прошу: не беспокойтесь о нашей участи. Если я слаб - спутники мои крепки.

Даром полярной природе мы не дадимся. Совсем не состояние здоровья беспокоит меня больше всего, а другое: выступление без тех средств, на какие я рассчитывал. Сегодня для нас и для России великий день. Но разве с таким снаряжением нужно идти к полюсу? Вместо шестидесяти собак у настолько двадцать четыре, одежда износилась, провиант истощен работами на Новой Земле, и сами мы не так крепки здоровьем, как нужно. Все это, конечно, не помешает нам исполнить свой долг. Я верю, что полюсная партия вернется благополучно, и мы тесной семьей, счастливые сознанием исполненного долга, вернемся на родину. Мне хочется сказать вам не прощайте, а до свидания!»

Были сделаны последние фото. Вся здоровая команда и офицеры несколько верст прошли за нартами, провожая своего капитана, и вскоре трое людей и 24 собаки остались наедине с белым безмолвием. И Седов, и Линник, и даже «салага» Пустотный во время своего короткого путешествия вели дневники. Именно эти записи являются сегодня единственными свидетельствами дальнейшей трагедии.

Первые несколько дней прошли более-менее нормально, несмотря на сильный встречный ветер, сплошные торосы и температуру под минус сорок. Во время похода по Новой Земле год назад бывало и хуже! Но вскоре капитана начала мучить одышка, у него кровоточили десны и распухли ноги, идти он самостоятельно не мог. Все-таки это была цинга.

Его пришлось положить в спальный мешок и привязать к нартам. По ночам его бил озноб, поэтому керосинка, рассчитанная на несколько минут работы в день, горела постоянно, и топливо расходовалось бешеными темпами. Линник с Пустотным ежечасно растирали грудь и ноги больного спиртом.

Пополнить запасы топлива и подлечить капитана предполагалось в Теплиц-Бай, бухте на острове Рудольфа, где итальянская экспедиция герцога Абруццкого за несколько лет до этого оставила зимовье и кое-какие припасы. Но до Теплиц-Бай было еше несколько дней пути, да и не факт, что итальянцы оставили там именно то, что им было нужно, а Седову с каждым днем становилось все хуже и хуже. Он начал терять сознание, а у матросов от тяжелой работы стала идти носом и горлом кровь. В аптечке, которую им выдал «доктор» Кушаков, оказались только бинты, вазелин, глазные капли и порошок от головной боли.

Последние дни, смерть

В качестве лекарства капитану в чай добавляли немного коньяка, который по контракту с поставщиками нужно было распить на полюсе. Но помогало это мало. Вскоре Седов стал отказываться от пищи. Это уже было никуда не годно. Линник и Пустотный сначала намеками, а потом все более открыто и настойчиво стали предлагать Седову вернуться обратно, но тот пресекал любые разговоры о возвращении: «Идем строго на север. В Теплиц-Бай я за неделю поправлюсь!» Но когда терял сознание, бормотал в бреду: «Все пропало, все пропало...»

Последние три дня они уже никуда не шли. У капитана началась агония. Он страшно стонал и почти не приходил в сознание. 20 февраля около трех часов пополудни он произнес последние свои слова: «Боже мой, Боже мой... Линник, поддержи!» И скончался на руках у последнего. «Страх и жалость, в эту минуту мною овладевшие, никогда в жизни не изгладятся в моей памяти, - записал позднее в своем дневнике Линник. - Жалея в душе близкого человека, второго отца - начальника, минут пятнадцать я и Пустотный молча глядели друг на друга, затем я снял шапку, перекрестился и, вынув чистый платок, закрыл глаза своего начальника.

Раз в жизни своей в ту минуту я не знал, что предпринять и даже чувствовать, но начал дрожать от необъяснимого страха. Отчаиваться было безумно, и, когда жуткость первого впечатления понемногу начала отходить, я велел Пустошному достать для нас обоих меховые костюмы и сейчас же потушить примус, так как керосин у нас на исходе». Матросы приняли решение вернуться на судно. Бросив прямо на льду двое нарт и большую часть продовольствия и снаряжения (как видите, версия о голоде отпадает), они добрались до ближайшего берега (это был мыс Аук на острове Рудольфа) и похоронили тело своего капитана, завалив его камнями и положив в могилу флаг, который Седов собирался водрузить на Северном полюсе.

Над могилой поставили крест, сделанный из лыж капитана. Через две недели они вышли к «Святому Фоке», обмороженные и едва живые. Последние четыре дня нечем было обогревать палатку, почти все топливо было израсходовано во время болезни капитана. Из 24 собак уцелели 14. Да и те были едва живы. Страшно представить, что стало бы с экспедицией, если бы она, согласно воле Седова, продолжила движение к полюсу...

По окончании зимовки «Фока» вернулся в Архангельск, правда, для этого пришлось сжечь все палубные надстройки. Линника и Пустошного арестовали по подозрению в убийстве капитана, из-за чего по Архангельску и пошли слухи, будто бы они его то ли сами съели, то ли скормили собакам. Но после проведения перекрестных допросов и изучения дневника Седова матросы были оправданы. Впрочем, на экспедицию Седова уже всем - в том числе и столичному «Седовскому комитету» - было наплевать: началась Первая мировая война, и сводки с фронта вытеснили с передовиц газет новость и о гибели Седова, и о возвращении «Святого Фоки»... Научные материалы экспедиции тоже оказались никому не нужны, а ее имущество было продано с аукциона за бесценок. ...

В 1938 году сотрудниками советской авиабазы на острове Рудольфа были найдены остатки лыж, флага, меховой одежды, топорик-молоток и флагшток. На флагштоке можно было разобрать слова: «Polar Expedit. Sedow 1914». Самих же останков капитана нигде не было. Белые медведи тому виной или все-таки пресловутый «человеческий фактор», этого нам уже не узнать.

А флагшток из могилы Седова все-таки побывал на Северном полюсе. Когда 17 августа 1977 года советский атомоход «Арктика» достиг того места, куда так стремился полярник, там был установлен государственный флаг СССР, укрепленный на флагштоке, найденном на мысе Аук.

P.S. Начиная собирать материал для этой статьи, я был почти уверен в невменяемости Седова. Как можно было не замечать очевидных вещей и так остервенело идти навстречу своей гибели и, кроме того, вести за собой на смерть других людей? Но по мере изучения документов и воспоминаний других людей о нем передо мной вставала мощная, спокойная и надежная громада этого человека.

Человека, столкнувшегося с непреодолимыми обстоятельствами. Не ударившегося в панику, не пошедшего на компромисс, а сумевшего принять эти непреодолимые обстоятельства и даже попытаться преодолеть их. Так капитан, встретив в океане смертельный напор белого шквала, направляет свой корабль прямо навстречу буре, потому что иного выхода у него просто нет.