Популярная актриса и телеведущая, Лидия Вележева сногсшибательно красива и при этом скромна, спокойна и рассудительна, как и полагается ее знаку зодиака - Весам. В ней трудно угадать роковую Настасью Филипповну, роль которой принесла актрисе славу.
Мы говорили с Лидией Леонидовной о ее необычной фамилии, и она вдруг вспомнила странный сон, который ей снился на протяжении нескольких лет. - Представляете, один и тот же сон. Я все думала, к чему бы это? В том сне я жила в старинном замке. Подходила к окну, смотрела вниз. На площади прогуливались горожане. Я знала, до чего надо дотронуться, чтобы сдвинулась холодная влажная стена, за которой потайной ход. Я могла, миновав стражников, пройти в большой зал, в котором над дверью красовался величественный герб.
В стене напротив в камине потрескивали поленья. Дрова догорали. Я сама себе задавала вопрос: «А кто я?» -и сон обрывался. Ни разу во сне я не получила ответ на свой вопрос. Он пришел неожиданно из Германии. Женщина посмотрела фильм «Идиот» и написала мне: «Меня потрясла ваша Настасья Филипповна. Вы замечательная актриса, а вы знаете, что у вас очень редкая фамилия?
Она упоминается в летописях XVII века. У вашего рода есть свой герб». Она прислала листок с копией герба. Там изображен лев и цветок. Не берусь утверждать, что во сне я видела точно такой, но, как только я получила это письмо, перестала видеть сон. Фамилия эта папина. Родители расстались, когда мы с сестрой были совсем маленькие. С папой мы не общались. Мама нас поднимала одна.
- Каково это - иметь сестру-близнеца? С самого рождения рядом твоя копия.
- Мы с сестрой не близнецы, мы двойняшки, причем абсолютно разные во всем: и внешне, и по характеру. Мама вообще не знала, что у нее будет двойня.
Я появилась на свет на 5 минут позже. Наши с сестрой сердца бились в унисон, поэтому расслышать второе сердце было невозможно, а УЗИ тогда не было. В роддоме мы даже записаны были под одним номером: она № 13, а я - № 13А. То, что я младше, хоть и на 5 минут, давало преимущество моей сестре. На правах старшей она вечно нагружала меня. У нас была двухкомнатная квартира. Мама, уходя, просила нас прибраться. Ирина сразу определяла, что мне следует убрать комнаты, кухню, ванную и туалет. «А я, - заключала она, - потом уберу коридор!»
Я возмущалась, но по мне лучше все быстрее сделать, а потом, если останется время, а главное - силы и желание, выяснять, справедливо ли это. Сестра надо мной всегда подхихикивала. Я тащу две сумки. Она смеется: «О, смотрите - Золушка торбы тянет». Я ей: «Ир, ну помоги». Она только плечами пожимала - зачем, Лидка же есть. Она все сделает, все принесет. Но друг за друга мы стояли горой. Если обижали меня, она бежала разбираться. Если приходила домой в слезах она, выскакивала я и набрасывалась на обидчика, как львица.
- Кем работала ваша мама?
- Она работала на киевской табачной фабрике, была передовиком производства. У фабрики был свой ведомственный детский сад, куда мы ходили. Когда в конце месяца у мамы на работе случался аврал, от руководства фабрики звонили в детский сад: «Дети Вележевой остаются на ночь или придут в садик в субботу и воскресенье». Это не значит, что с нами сидела дежурная нянечка, нет - работали все. Воспитательница, нянечка, повар, врач. На фабрике всегда было так: первые бананы, первые апельсины - отложить детям Вележевой, путевки в первую очередь - детям Вележевой, потому что Любовь Леонидовна работает в две смены и никогда не отказывается выходить на работу дополнительно.
- Мама много работала и поэтому отдала вас с сестрой в круглосуточный интернат?
- Пришло время нам идти в школу. Возник вопрос, а где мы будем находиться после уроков. Мама переживала. Ей нужно было менять работу, чтобы с нами сидеть. После школы оставлять нас дома было опасно. Мы зажигали бумагу, запихивали ее под шкаф. Нам было любопытно, сможет ли там разгореться костер. Мы опыты проводили разные. Причем абсолютно не расстраивались, если опыт не удавался и все взрывалось. Однажды решили сварить гречку, да так, чтобы всем хватило. Много сварим, многих накормим. Необходимой для нашей затеи большой кастрюли не нашлось, и мы высыпали гречку в ванну. Налили воды, а как воду подогреть. Ага, надо кипятильник в воду опустить. Хорошо еще, что мама успела меня с кипятильником в коридоре перехватить.
Поэтому мама понимала, что одних нас оставлять дома нельзя и сидеть с нами было некому. Бабушка жила в Скадовске. Руководство табачной фабрики нашло выход - устроить нас в интернат, но брать просто так нас не имели права. В этом интернате были сироты. У некоторых были бабушки, дяди, тети, но родителей не было. Эти дети находились на содержании государства. Поэтому за нас с сестрой платили. За одну - мама, 132 рубля, за другую - фабрика. Так мы попали в интернат, но надо знать мою маму. Каждый день после ночной смены, поспав часа два, она собирала полные сумки еды и везла нам. Сначала ей говорили воспитатели, потом вмешалась директор: «Перестаньте возить им еду торбами. Вы что же думаете, мы их голодом морим?»
Я эти мамины гостинцы младшим отдавала. Там был мальчик - Толя, у которого родители погибли в автокатастрофе. Была девочка - Светочка, у которой отец-военный погиб, а мама умерла. Были дети, которые быстро привыкали, а были такие, которые тяжело переживали свое нахождение в интернате. Я подкармливала именно таких детей. Жизнь в интернате научила меня не обижать, не заноситься, быть открытой, поэтому не люблю людей неискренних, лицемерных.
С непорядочными людьми стараюсь не общаться. Просто не знаю, как себя с ними вести. У меня внутри сразу возникает барьер, и я закрываюсь. Не терплю наглости, грубости, а главное - предательства. Всегда встану на защиту слабого. В интернате круглого сироту никогда не давала в обиду, даже если понимала, что он не прав, все равно заступалась за него, а потом, отведя его в сторонку, говорила: «Еще раз себя так поведешь, защищать не буду». Так было в начальных классах. Как только мы стали немного старше, мама решила нас перевести в обычную школу, но мы ни в какую. Мы плакали. Ира пряталась в кладовой и говорила, что не выйдет. Я выбегала в подъезд, таким образом выражая свой протест. Мы не хотели уходить, потому что там было замечательно.
- Об интернатах обычно такие ужасы рассказывают. Что же в вашем было такого замечательного?
- Он был, что называется, «с китайским уклоном» - в нем преподавали китайский. Детям, которые хорошо знали язык, помогали с устройством на работу и поступлением в институт. Учащимся давали профессию. Мальчики изучали водительское дело, девочки - машинопись, но главное - там было много секций. Я ходила во все. Гандбол, волейбол, стендовая стрельба.
Я хорошо стреляю из пневматического ружья. Я занималась бальными, народными танцами, рисованием. В духовом оркестре играла на трубе. Училась играть на фортепиано. Помню, в 6-м классе я на экзамене играла несложную пьеску. За мной шла девочка из 3-го класса. Когда она стала играть Шопена, мне стало неловко. Я ушла и больше музыкой не занималась. Решила, что буду кататься на коньках. Интернат занимал огромную территорию. Футбольное поле было между учебным корпусом и спальным. Кроме этого, было еще мини-поле, которое зимой заливали, превращая в каток.
Я прибегала и у дворника спрашивала: «Вы залили? Я могу уже кататься?» Он говорил: «Залил, но ты погоди, подожди мороза». Я подходила к площадке. Пальчиком проверяла и сидела, ждала, когда вода замерзнет. Я любила смотреть по телевизору фигурное катание. Запоминала, как спортсмены делают шаги, ласточки, другие элементы. Выезжая на лед и представляя трибуны и аплодисменты зрителей, я объявляла: «Выступает Лидия Вележева, Советский Союз», и начинала кататься, стараясь повторить то, что видела по телевизору. Падала, ушибалась, но каталась. Еще и мальчишек заставляла. Они упирались: «Да отстань ты!», но я настаивала: «Ты будешь моим партнером!»
- Из того, чем вы занимались, что-нибудь в жизни пригодилось?
- Конечно, в «Принцессе Турандот» моя героиня часть текста говорила на китайском. В каком-то фильме я говорила несколько фраз на китайском языке. Танец пригодился. В первом моем фильме «Ожидание» у Василевского моя героиня играла на пианино, еще в двух картинах я играла на пианино. В «Очарованном страннике» моя героиня - цыганка - пела под гитару романс «Отойди, не гляди». В ледовое шоу приглашали, но я участия не принимала. Это же неминуемые травмы, а как потом выходить на сцену, потом нужно время на тренировки, а где его взять. Вот труба нигде пока не пригодилась.
- Ну, это еще впереди. Вы мне скажите, когда появился отчим, как вы его приняли?
- Я замечательно - стала называть его папой, а Ира не очень. Помню, как Ира возмущалась: «Он же не родной». Она очень ревностно к этому относилась, а я сказала: «Как тебе не стыдно. Мы с тобой сейчас маленькие, а подрастем, а замуж выйдем, и мама одна останется».
- Такие мудрые слова от маленькой девочки.
- Я заботилась о маме. В выходные, когда мы были дома, а мама уезжала на фабрику, я в конце дня звонила на коммутатор, как сейчас помню № 74-90-41, чтобы узнать, когда она закончит работу. Мама возвращалась домой на скоростном трамвае, и мы с сестрой выходили ее встречать. Мама, собираясь за покупками, спрашивала: «Девочки, кто со мной на рынок?» Я тут как тут: «Я!», потому что знала, что мама будет тащить сумки, а так хоть что-то я донесу. Ирина по выходным любила понежиться в постели, в школу ведь идти не надо.
Я очень ответственная. Помню, меня мама послала за хлебом в магазин в соседнем подъезде. Магазин был закрыт, и я отправилась в другой. Мама видит, меня долго нет, она вниз, магазин закрыт. Стала всех спрашивать: «Не видели девочку в красном пальтишке?» Хорошо хоть милицию не успела на ноги поднять - я пришла. Я не могла поступить иначе. Хлеб ведь нужен. Меня за ним послали, значит, я должна его принести.
Выходные, когда мама не работала, она старалась проводить с нами. Она нас всюду водила. Где мы только не были. Музеи, цирк, кафе. Мама нам ни в чем не отказывала. Сладости - пожалуйста, новые платья - пожалуйста. Мы жили в достатке. Часто гуляли по Крещатику. Ели мороженое «Каштан». Тогда оно было самое дорогое и самое вкусное, но больше всего я любила ездить в гости к маминому родному брату. У него были две дочки, мои двоюродные сестры: Людочка и Танечка. Уже тогда Люда говорила: «Вот моя Лидка-артистка пришла».
- Порядки в интернате были строгие? За ворота не выпускали?
- Кому нужно было - отлучались. Как-то Ира захотела мороженое «Каштан». Мама нам оставляла деньги. Я нашла дыру в заборе, пролезла, дошла до метро. Я знала, что мне нужно до Крещатика. Протягиваю рубль. Прошу разменять, мне нужно пять копеек на метро, а мне просто так кто-то дает пять копеек. Вышла на Крещатике, спрашиваю: «А где здесь продается самое вкусное каштановое мороженое?» Мне показали. Не зря говорят: «Язык до Киева доведет». Я купила два. Свое съела, а Иркино, зажав в руке, везу. Оно тает, течет аж до локтя, но я привезла и очень гордилась тем, что впервые без мамы поехала на метро и не заблудилась, а расстояние там было примерно как от станции метро «Бибирево» до Чистых прудов.
Мы и официально выходили из интерната. Рядом был кинотеатр «Экран». Раз в неделю мы всей школой ходили на сеанс. Никогда не забуду фильм «Вий». Я села в первый ряд. Мне было так страшно, я думала, что останусь заикой на всю жизнь. После этого я терпеть не могу первые ряды. Всегда сажусь куда-нибудь подальше. Тогда мы пересмотрели почти всю советскую классику.
- Это после этого вы, решив стать артисткой, в 13 лет отправились на киностудию?
- Я не решала - я хотела быть артисткой. Я рассуждала так: где может быть артистка - конечно, в кино. Чтобы сниматься в кино, надо, чтобы обо мне знали, а для этого они должны видеть хотя бы мою фотографию. Я дома взяла фотографию и поехала на киностудию. Вошла. Справа окошечко. Я, со словами: «Здравствуйте, я хочу быть артисткой», протягиваю в окошко фотографию. Сидевшая там женщина сказала, что на обороте нужно написать свои данные, и протянула мне ручку. Я начала писать, а ручка не пишет. Говорю: «Вы мне плохую ручку дали. Дайте, пожалуйста, хорошую».
Она смеется, протягивает мне красную ручку. Я спрашиваю: «А красной можно писать, ей ведь отметки выставляют?» Она на меня смотрит так внимательно. Я стала от нее по школьной привычке рукой листок закрывать. Возвращаю ей листок, а она интересуется: «Ты с мамой?» Я удивилась: «Зачем, это ведь я хочу сниматься, а не мама?» Она просит меня не уходить. Я обрадовалась:
«Уже в кино будут снимать?» Она говорит: «Не знаю, будут ли снимать, но я сейчас позвоню». Набирает номер и говорит в трубку: «Спуститесь на проходную, здесь девочка, по-моему, это то, что вы ищете». Довольно быстро за мной спустилась женщина. Я помню ощущение, когда прошла через крутящуюся вертушку: «Я на киностудии!»
Мы пришли в комнату. Там сидел мужчина в кожаной куртке, как потом я узнала, это был режиссер Радомир Борисович Василевский. Он поговорил со мной и попросил приехать через три дня. Маме я ничего не сказала ни о первом дне, ни о втором. Подумала, раз сама кашу заварила, надо идти до конца. Пробы проходили в клубе на метро «Арсенальная». Народу тьма. Меня попросили спеть, рассказать стишок и сделать этюд, как будто я иду и нашла кошелек. Я подняла кошелек и стала ко всей съемочной группе приставать с вопросом: «Это не вы потеряли?» Потом меня вызвали на кинопробы в Одессу. Тут я уже маме все рассказала. Мама меня поручила заботам проводника.
Там меня встретили. Через два дня я вернулась обиженная: «У них на меня пленки не хватило!» Действительно, на моих пробах закончилась пленка. Мне пришлось ехать второй раз. По возвращении я сразу уехала в пионерлагерь «Заря». Лето, каникулы, но я ждала. Вдруг мама привозит телеграмму: «Поздравляем с утверждением на главную роль Варьки в картине режиссера Василевского Одесской киностудии «Ожидание» - и забирает меня из лагеря. Мы с ней едем в Одессу. Мне - тринадцать лет. На съемках было много детей. К нам была приставлена воспитательница. Мы ходили в школу, делали уроки. Задания проверялись. Контроль был пристальный. Кормили замечательно. Советский Союз - все было по-королевски.
- Из взрослых артистов кто снимался?
- Лариса Алексеевна Пашкова играла мою бабушку. Валерий Носик - моего папу. Снимались Талызина, Гринько, Катин-Ярцев, Елена Папанова. Она сразу сказала, что я должна стать артисткой. Когда приезжала моя мама, Лариса Алексеевна говорила ей, что я очень талантливая, а Юрий Васильевич Катин-Ярцев подошел к моей маме и сказал: «Я преподаю в Щукинском училище, если Лидочка захочет стать артисткой...» Я перебила его: «Конечно, захочу!» Он продолжил, обращаясь к маме: «Ну, если она не передумает...» Я опять влезаю: «Не передумаю». Тогда он говорит уже мне: «Если ты не передумаешь, приезжай в Щукинское училище, найди меня».
- Как вас встретили, когда после съемок вы вернулись в школу-интернат?
- Я вернулась только в октябре, уже в седьмой класс, и почувствовала первую зависть. Педагоги встретили хорошо, сразу спросили, занималась ли я. Мальчишки были рады, что я вернулась. Один, правда, стал дразнить Скорпеной - так звали мою героиню в фильме, а у девочек, даже когда они ничего не говорили, на лицах читалось: «Приехала артистка, посмотрите!» Моя сестра меня в обиду не давала: «А ты попробуй, как моя Лидка! У тебя никогда не получится!» Она сразу всех ставила на место. На киностудии меня не забывали. Я снялась в фильме «День рождения», сыграла еще несколько ролей второго плана.
- Окончив школу, вы сразу в Москву?
- Нет, мне Москва казалась недосягаемой. Я даже в Киеве не пошла сразу поступать. Устроилась в вычислительный центр - машинисткой. Специальность-то в школе я приобрела. На следующее лето все же отправилась в театральный институт им. Карпенко-Каро-го. Прочитала стихотворение. Мне говорят: «Идите, вы артисткой не будете!»
- А вы не сказали, что снимались?
- Нет, зачем хвастаться. Помню, как я шла домой и только повторяла: «Я артисткой не буду. Это мы еще посмотрим!» Была такая семейная пара - Ниночка Степанова, гример, - я с ней работала, и режиссер Гарри Семенович Тарнопольский. Они ко мне очень тепло относились. Для Москвы Гарри Семенович подобрал мне программу. Тетрадка с программой была зачитана до дыр. Она была похожа на древний манускрипт, истлевший от времени, а ехать я все равно боялась, но маме кто-то сказал, что все уже сдают экзамены, и если не поторопиться, то можно и опоздать.
Однажды рано утром мама разбудила меня: «Поехали в Москву!» Она все собрала, уложила в машину, даже договорилась, у кого я буду в Москве жить. Они с отцом взяли меня «тепленькую» - и в машину на заднее сиденье. Папа за руль - взял курс на Москву. Мои возражения и робкие попытки сопротивления во внимание не принимались. Так мы и приехали в Москву. Меня высадили прямо у Щукинского училища, а родители поехали навестить племянника, который в то время служил в Москве.
- Обычно ребята поступают во все училища одновременно.
- Нет, я только в Щукинское. Сначала я была удивлена - народу никого, ну не ломятся двери. Сижу напротив училища. Подходит ко мне студент: «Ты что, поступать приехала, так уже всех набрали, приезжай на следующий год!» Меня это так возмутило: «Как на следующий год? Меня мама привезла на машине». Захожу в здание, и на мое счастье выходит девушка и спрашивает: «Есть еще кто-то на прослушивание?» Обычно прослушивают десятками. Нас было всего восемь. Заходим в аудиторию.
Каково было мое удивление, когда я увидела за столом Ларису Алексеевну Пашкову. Я растерялась, испугалась так, что спроси меня в этот момент, как меня зовут, я бы не сказала. На меня нахлынуло все. То, что я ее знаю, то, что, когда на съемки к ней приезжал муж, директор московского цирка Анатолий Колеватов, они брали меня на прогулки, покупали мне мороженое, катали на каруселях. Ну как я актрисе, которая играла мою бабушку, буду читать? Не помню, как я читала.
Мы все вышли в коридор, а меня попросили вернуться, и Лариса Алексеевна сказала: «Лидочка, здравствуй, ну и чего ты так испугалась? Соберись, сейчас пойдешь к Алле Александровне Казанской. Она набирает курс. Если ты ей понравишься, ты будешь учиться». Я успокоилась. Я не знала, кто такая Казанская. Я с ней не снималась. Захожу, сидит женщина - роскошная. Бирюзовые глаза, сигарета, рядом интересный бородатый мужчина.
Это был педагог Андрей Викторович Мекки. Начинаю читать, а первые строчки такие: «Это будет, я знаю, не скоро, быть может, ты войдешь бородатый», и я пошла к нему. Они улыбаются и просят меня отойти подальше. Я отхожу, но, читая отрывок Лушки из «Поднятой целины» Шолохова: «А вы бы не взяли меня в жены? Вы посмотрите на меня, товарищ Давыдов!», - подошла и, глядя в глаза Мекки, облокотилась на стол. Хохот стоял, а я понять не могу: «Чего это они? Я же не клоунесса?» Меня просят спеть, и я пою, опять идя к Мекки: «Подойди ко мне, ты мне нравишься, поцелуй меня - не отравишься!»
Тут с Аллой Александровной случилась истерика, сигарета выпала, слезы из глаз, она смеется. Меня сразу допустили к сдаче экзаменов. Но проходит время, мне звонят и приглашают на конкурс. Только потом, уже будучи студенткой, я узнала, почему Казанская изменила свое решение. Мы были у нее дома. Она для нас была как мама. Кормила нас, одевала, и она мне рассказала, что, когда прошел слух, что приехала потрясающая девочка, всем захотелось посмотреть на это чудо. Вот Казанская и вызвала меня на конкурс, чтобы все на меня посмотрели.
Самое страшное случилось на сочинении. Я писала его с температурой 39 градусов и получила двойку. Меня вызвали к ректору. Он показывает сочинение и спрашивает: «А вы не болеете?» Я, несмотря на то, что температура все еще держится, говорю: «Нет, нет». Он дотрагивается до моего лба и с криком «Какое счастье! Немедленно к врачу!» выгоняет меня из кабинета. Я вылетаю пулей, бегу в поликлинику, в первую, что попалась мне на пути, где мне выдают справку о том, что у меня температура 39 градусов. За разрешением о пересдаче сочинения мы с Казанской ходили в Министерство культуры.
Знаете, мы оканчиваем училище, идем своей тропинкой и забываем, что эту тропинку проложили нам наши учителя. Я благодарна Алле Александровне за то, что, как это ни высокопарно звучит, она стала мастером моей судьбы.
- С Катиным-Ярцевым встретились?
- Мне было стыдно смотреть ему в глаза. Он просил меня подойти, а я не подошла. Я такой человек - за себя никогда не прошу. На конкурсе он был и, слушая меня, смеялся. Я прихожу на первый урок по мастерству - его ведет Катин-Ярцев. Он, улыбаясь, глядя на меня, качает головой: «Ай-ай-ай, а ведь не подошла!» Я стала извиняться, а он говорит: «Ну и молодец. Я рад, что ты учишься. Я был в этом уверен».
- А жили где?
- Пару месяцев в общежитии, а потом я оттуда сбежала. Мы ведь с сестрой уже с пятого класса после школы ездили домой. Мне хотелось уюта. Во-вторых, помимо бытовых вещей - в душ надо было спускаться на первый этаж - там было еще много чего. Мы жили на Полежаевке в общежитии Гнесинского училища и, хотя в нашем распоряжении был весь 3-й этаж, все равно мы были как в гостях. То, что позволялось гнесинцам, не позволялось нам. Иной раз из училища поздно возвращаешься, а дверь в общежитие закрыта, и ты начинаешь упрашивать, чтобы тебя пустили.
На мое счастье моя однокурсница, с которой я и по сей день дружу, Тоня Бенедиктова, отдала мне свою комнату в коммуналке на Арбате с одним соседом. Она была замужем, жила у мужа на Преображенке. У меня появилась возможность пропадать в училище допоздна. Оно было рядом. Я любила учиться. Единственный предмет, который я наотрез отказалась посещать, было фехтование. Я панически боялась. Может быть, потому что мне в интернате разбили висок и остался шрам. Алла Александровна пошла мне навстречу, но потребовала, чтобы я на занятиях присутствовала.
- Вы молоды, красивы, живете в Москве, вокруг столько соблазнов: ночные клубы, бары, рестораны. Неужели все время в училище, даже с занятий не сбегали?
- Да я все больше по театрам, выставкам, кино. В бары я не ходила, в рестораны тоже. Лекции мы, конечно, прогуливали, но уже на старших курсах. Сбегали в «Метелицу» на Калининском. Там была прекрасная пельменная внизу, а на втором этаже кафе, куда привозили пирожные из ресторана «Прага». Эти пирожные продавались только в кулинарии при ресторане и в этом кафе. Еще любили бывать в «Диете» на Арбате - там были сосиски с горошком, с булочкой и в граненых стаканах кофе.
- После окончания училища вы знали, что будете работать в Театре имени Евгения Вахтангова?
- У меня были ощущения, что меня возьмут, но на самом деле никто не знает, куда его пригласят на работу. По традиции первый показ ущукинцев бывает в Вахтанговском театре. Так было и на нашем курсе. В восемьдесят седьмом, за год до нашего выпуска, художественным руководителем театра стал Михаил Александрович Ульянов. С курса Аллы Александровны он пригласил семь человек, в их числе была и я. Остальные продолжали показываться в другие театры.
Я была партнершей некоторых наших ребят и поэтому принимала участие в их показах. Меня стали приглашать во все театры. Марк Анатольевич Захаров звал меня дважды. Мне сказали, что он даже второй раз не зовет, а уж третьего раза точно не будет. Чтобы я не переходила дорогу своим сокурсникам, меня отстранили от показов, но в «Сатириконе» я даже не подыгрывала, просто сидела в зале, а Райкин меня заприметил и попросил показать отрывок.
- Параллельно, учась в училище, вы снимались?
- Да, меня Казанская отпускала, а кому-то не разрешала.
- Как вы относитесь к обнаженной натуре?
- Как раньше, так и сейчас. Ну очень отрицательно! Даже тогда, в перестройку, когда кино практически не было, я, читая сценарий и видя такой эпизод, спрашивала режиссера: «А зачем это снимать?» В ответ слышала: «Так ведь разрешают, а что б не показать?» Я говорила: «Это без меня!» - и уходила.
- То есть это не слухи, что вы выиграли суд, когда вместо вас сняли дублершу в голом виде?
- Этой сцены вообще не было в сценарии. Все сцены со мной были сняты, и я уехала на съемки другого фильма в Киев, договорившись, что вернусь и мы снимем последний кадр. Я вернулась, жду звонка и вдруг узнаю, что режиссер без моего ведома дописал сцену и снял какую-то девицу в моих костюмах и так и сяк, и наперекосяк. Знаете, что мне сказал режиссер: «Да брось ты, там такая модель снималась!» Я говорю ему: «Или эта сцена будет вырезана, или я подаю в суд!», а в ответ слышу: «Ну и подавай, для нас это будет лучшая реклама». Я подала в суд. Фильм арестовали. Режиссер извинился, мне выплатили компенсацию, а фильм, к моему счастью, не вышел.
- Но в проекте Рождественской вы снялись?
- У Катюши, но это совсем другое дело. Тело-то прикрыто. Там только бедро и видно. Актриса может показать голую спину, бедро, но сниматься в чем мама родила не должна. Это мое личное мнение, тем более что фильм «9 1/2 недель» уже снят.
- И в первую экранизацию «Идиота», и во вторую на роль Настасьи Филипповны были приглашены актрисы из Театра имени Евгения Вахтангова. Как это восприняли в театре и как первая исполнительница Юлия Борисова отнеслась к вам?
- Что обе из нашего театра - это какая-то мистика, но Михаилу Александровичу Ульянову это нравилось. О том, что меня утвердили, первым узнал Ульянов. Обнял меня: «Я очень за тебя рад. Это твоя роль, знаю - ты с ней справишься, кому, как не тебе, играть ее», и пошутил: «Одна Настасья Филипповна у нас уже есть. Будет и вторая». Юлия Борисова меня поздравила и сказала: «Запомните, Лидочка, так, как я играла эту роль, сейчас играть нельзя».
- На мой взгляд, вы великолепно справились с ролью Настасьи Филипповны, но и завистниц, наверное, приобрели?
- Конечно! А вы в этом сомневаетесь? Мы знаем много примеров зависти, если на это обращать внимание, то можно разрушить себя, а я этого делать не хочу и не буду. Если бы я об этом думала, не было бы моей Настасьи Филипповны, а так я получила много писем. В них замечательные слова о моей работе, которая отняла у меня много сил, но я прекрасно понимаю, что такой роли у меня больше не будет. Есть ли в классической литературе похожая по накалу страстей судьба? А насчет споров, какая Настасья Филипповна лучше, так кому-то нравится шарлотка, а кому-то пирог с вишнями.
- Без сомнения, ваше появление в роли ведущей передачи «ДелоХ. Следствие продолжается» обеспечило программе высокий рейтинг.
Вы знаете, судьба порой подкидывает нам сюрпризы. Вот и для меня то, что я стала ведущей такой передачи, стало сюрпризом. Я как актриса люблю работать в разных жанрах, но вначале я терялась, дело-то для меня новое, ни к кино, ни к театру никакого отношения не имеющее. Иногда страсти достигали такого накала, что очень трудно было заставить участников услышать друг друга, но я быстро усвоила главное: я не имею права принимать чью-либо сторону, как бы мне этого ни хотелось.
- Как вы относитесь к критике?
- Не расстраиваюсь, в каждой критике есть и правильные вещи. Я же играю для зрителя, если ему не понравилось, он не понял, значит, я что-то сделала не так. Или сбавила темп, или, наоборот, напору было много, или любви мало, или страсти через край. Значит, нужно в дальнейшем это учесть. Так почему же не прислушаться?
- Людей критика раздражает, а вы прислушиваетесь?
- Меня раздражает вранье. С ним я смириться не могу. Я говорю правду или молчу, если не нравится, но если уж начала, то всегда объясняю почему.
- Как вы познакомились со своим будущим мужем, артистом Алексеем Гуськовым?
- Будучи студенткой четвертого курса, я была приглашена Василием Ливановым в театр «Детектив», где и встретилась с Алексеем Гуськовым. Я, как только его увидела, сразу почувствовала: «Он будет моим мужем». Познакомившись с ним поближе, я узнала, что он разведен, что у него есть дочь от первого брака. Я была счастлива, что не разбиваю его семью. Для меня это не приемлемо. На чужом несчастье счастья не построишь. Мы очень быстро поженились, родился наш первенец, сын Владимир.
- Сын появился, значит, временно вам пришлось не работать.
- Я начала работать, когда Вове исполнилось полгода. Я уехала на съемки в «Очарованном страннике». Причем на том, чтобы я снималась, настоял муж. Я уже ребенка не кормила, и Алеша сказал: «Такой материал замечательный. Я справлюсь, езжай». Конечно, я от многого тогда отказывалась. Ребенок важнее. Пока Вова был маленький, я не соглашалась на длительные экспедиции, когда надо было далеко куда-то уезжать.
- Актрисы вообще не хотят детей, а вы решились на второго, наверное, девочку хотели?
- Муж, когда узнал о втором ребенке, сразу сказал, что хочет второго тоже мальчика. Да и старший сын Вова, которому тогда было пять лет, тоже хотел себе брата - товарища для игр. Помню, мы привезли маленького из роддома, а Вова был дома с нянюшкой. Он было бросился к нам и застыл на пороге: «А где брат?» Увидел пищащий кулечек и расстроился. Он понял, что придется долго ждать, пока малыш вырастет и они смогут играть вместе. Володя был для нас большим помощником. Младшего он обожал. Звенел ему погремушками, придерживал бутылочку, кормил его с ложечки.
- Вы назвали младшего довольно необычно -Димитрий.
- Когда я ходила беременной, я дала будущему ребенку имя - Митя. Леше это имя тоже нравилось, но он все шутил: «А если девочка будет?», а я была уверена, что будет мальчик. Мое материнское чутье меня не обмануло. Малыш появился в день святого Димитрия Солунского. Мы его и назвали Димитрий.
- Чем занимаются ваши сыновья?
- Вова не сразу определился с профессией.
В шесть лет он принимал участие в съемках, но ему это очень не понравилось. Желание стать артистом пришло много позже. Поступил он в Щукинское, но в Вахтанговском не остался, ушел в Театр Маяковского, где уже много ролей сыграл в том числе и Маяковского в спектакле "Маяковский идет за сахаром". В отношении театра он был категоричен - в одном театре с мамой работать не будет. Теперь и его папа работает в Театре Вахтангова, так что, думаю, правильно, что Вова с самого начала выбрал другой театр. Митя, как только Вова выбрал профессию, сказал, что в семье три артиста и так многовато, а уж четвертый будет чересчур. Так что в артисты он не пошел сознательно. Решил освоить профессию продюсера. Теперь шутит, что будет нам всем рольки подкидывать.
-Чье мнение для ваших мальчиков приоритетнее?
-В нашей семье глава муж. Он очень серьезный, надежный. Авторитетом у детей пользуется неоспоримым. Я только «за»! Он воспитывает сыновей настоящими мужчинами. С раннего детства разговаривает с ними по-взрослому. Никаких сюсюканий. Они делились и делятся с ним всем. Со мной тоже могли поделиться своими секретами, но, если что серьезное, - это сразу к папе.
- Часто отдыхаете всей семьей?
- Когда мальчики были маленькие, мы каждый год старались вывезти их к морю. Теперь они большие, самостоятельные и сами себе устраивают отдых. Как-то летом мы были в Италии, а Митя проходил стажировку в Германии. Ему удалось на пару дней к нам вырваться. Хорошо провели время.
Теперь, по возможности, как свободное время, так и праздники проводим на даче. Когда мы ее приобрели, я сразу решила, что никаких грядок там не будет, люблю природу естественную - деревья, трава, кусты, цветы...
- У вас очень крепкий брак. Вы около тридцати лет вместе. В чем секрет?
- У нас с Алексеем никогда не было зависти. Я знаю пары, которые разваливались, потому что один не мог пережить, что другой востребован. Мы же умеем искренне радоваться друг за друга.
Беседовала Татьяна Петренко
