В начале 1990-х, когда дочь Александра Галича, Алена, взялась восстанавливать честное имя своего опального отца, ее пригласили на Лубянку, дали прочесть материалы толстой папки с надписью: «Дело Гитариста» и тихо попросили: «Дайте, пожалуйста, переписать записи Галича, а то у нас все с глушилками».
Кличку Гитарист Галичу дали ведшие за ним наружное наблюдение. С гитарой он действительно был неразлучен, и даже покидая родину, в одной руке увозил пишущую машинку, в другой - гитару. Алене Александровне удалось пройти по цепочке событий до момента загадочной гибели отца в его парижской квартире. Ее усилиями разорванные нити судьбы поэта сплелись в цельный клубок, по которому мы, как по нити Ариадны, проникаем в лабиринт его жизни.
Жизнь Галича была заточена на сопротивление, даже генетически: когда его родители - Арон (Аркадий) Гинзбург и Фейга Векслер, жившие в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) - решили пожениться, родители невесты категорически воспротивились. «Мой дед происходил из очень хорошей семьи, его отец, мой прадед, был почетным гражданином Екатеринослава, и сам Государь император пожаловал ему дворянское звание. Но семья бабушки мечтала о другом родственнике, им дедушка ко двору не пришелся», - рассказала дочь Галича, Алена Александровна.
Поженились Арон и Фейга без родительского согласия, чем навлекли на себя немилость родни невесты, у которой вынужденно поселились. Отношения не потеплели после рождения 19 октября 1918 года сына Александра. В конце 1920 года Гинзбурги переехали в Севастополь, потом оказались в Москве: «В Москве жил мой двоюродный дед, известный литературовед-пушкинист Лев Самойлович Гинзбург, - рассказала Алена Галич, - Он почитал день лицейского братства - 19 октября, и то, что этот день совпадал с рождением его маленького племянника Саши, считал особым знаком».
Гинзбурги поселились в двух комнатах коммунальной квартиры в Кривоколенном переулке, в доме, некогда принадлежавшем поэту Дмитрию Веневитинову. Здесь осенью 1826 года Пушкин читал друзьям только что законченного «Бориса Годунова». В зале, где происходило то историческое событие, как раз и разместилась семья, в которой вскоре родился младший брат Александра, Валерий.
100-летие чтения «Годунова» отмечали как семейный праздник. По этому случаю в квартире Гинзбургов прошло закрытое заседание Пушкинской комиссии Общества любителей российской словесности. Услышав пушкинские строки в исполнении корифеев МХАТа Качалова и Станицына, 8-летний Саша выучил наизусть чуть не всего «Бориса Годунова», декламировал трагедию, вышагивая по темному коридору коммуналки.
Стихи он начал слагать раньше, чем научился их записывать. Впервые его стихотворение «Мир в рупоре» опубликовали в газете «Пионерская правда» 23 мая 1932 года. Под его фотографией значилось: «Саша Гинзбург. Пионер с 1927 г. Работал редактором отрядной стенгазеты. В 1930 году вступил в литбригаду «Пионерской правды». Сейчас Саше 14 лет». После этого не было вопроса куда поступать - конечно, в Литературный институт. И в 1935-м, окончив девять классов школы, которая, по его словам, «обрыдла до ломоты в скулах», он подал документы в Институт им. Горького.
В лето того же года Александр узнал, что Станиславский открывает свою театральную школу-студию. Знаменитое имя подействовало как магнит, и, пройдя творческие туры, 16-летний Александр поступил в Студию. Весь учебный год он разрывался между Институтом и Студией, не зная, что предпочесть. В августе 1938 года со смертью Станиславского, по словам Галича, «из Студии словно выпустили воздух». Это подтолкнуло его перейти в театральную Студию под руководством режиссера Валентина Плучека и драматурга Алексея Арбузова. .
Притягательным для Александра было то, что в новой Студии «дышали современностью, клялись современностью», с нуля создавая пьесу «Город на заре» о строительстве Комсомольска, и все делали сами: придумывали сюжет, режиссировали, сочиняли песни и музыку, рисовали декорации. «...Я думаю, что с «Города на заре» и начался Галич-песенник», - считал бывший студиец, поэт Михаил Львовский. Но к Александру и здесь пришло разочарование: «занимались мы чистейшим самообманом: мы только думали, что живем современностью, а мы ею вовсе не жили, мы ее конструировали, точно разыгрывали в лицах разбитые на реплики и ремарки передовые из «Комсомольской правды», - писал он.
Возможно, он ушел бы и из этой Студии, но вмешалась война. Большинство артистов добровольцами ушли на фронт. Александра забраковали: медкомиссия обнаружила у него врожденный порок сердца, и по эвакуационному распределению он уехал в Грозный, где устроился завлитом в городской драмтеатр. С группой актеров он организовал «Театр политической сатиры», для спектаклей которого сочинял песни и интермедии, в которых иногда играл сам. В 1942 году Гинзбург приехал в Ташкент: неподалеку, в городке Чирчик, Арбузов создавал театрально-фронтовую студию.
Дочь Корнея Чуковского, писательница Лидия Чуковская, отмечала в дневнике: «...Вчера вечером я пошла к Анне Андреевне Ахматовой - после долгого перерыва. У двери я услышала чтение стихов - мужской голос - и подождала немного. Оказалось, это читает Саша Гинзбург, актер, поэт и музыкант, друг Плучека и Штока. Стихи «способные». На грани между Уткинско-Луговской линией, Багрицким и какой-то собственной лирической волной. Ахматова, как всегда, была чрезвычайно снисходительна... Послушав мальчика, она выгнала нас с Исидором Владимировичем (Штоком) и стала читать ему поэму...»
Среди новых артистов студии Арбузова оказалась выпускница студии при вахтанговском театре Валентина Архангельская. В спектакле «Парень из нашего города» они с Александром играли влюбленных, а вскоре и сами решили пожениться. Первая попытка не увенчалась успехом: по пути в загс так увлеченно целовались в автобусе, что не заметили, как у них «увели» чемоданчик с документами и, самое страшное, продуктовыми карточками.
Поженились они, уже вернувшись в Москву, а в мае 1943 года Валентина родила дочь. Из роддома малышку забирали Плучек и Арбузов, так как новоиспеченный отец в это время был с театром на передовой. Девочку назвали Александрой. Но домашнее имя Алена, придуманное отцом, пристало к ней на всю оставшуюся жизнь.
В 1945-м Валентина, для которой главным в жизни была сцена, предложила Александру поехать в Иркутск: в местном драмтеатре ей пообещали место примы, ему - завлита. Но Александр увлекся написанием пьес и видел для себя перспективу в столице. «Мама не ужилась с бабушкой, - рассказывала Алена Александровна. - Они обе были очень властными, каждая по-своему любила моего отца, и они не могли существовать под одной крышей». Валентина уехала, оставив полуторагодовалую Алену с мужем и надеясь, что семья вскоре воссоединится в Иркутске.
За время разлуки Александр Аркадьевич написал ей горы писем, она отвечала редко, сообщала, что очень загружена работой. Когда же приехала в Москву повидаться с дочкой, кто-то из «доброжелателей» сообщил, что муж изменил ей с некой Ангелиной. Сохранять семью «ради дочери», как предложил Александр, она не согласилась. «Если бы папа сказал, что любит маму, и главное - пообещал бы, что она будет работать в московском театре, думаю, они остались бы вместе», - предположила Алена Галич.
В 1947-м, получив развод, Александр Гинзбург женился на Ангелине Шекрот. Квартира на углу Малой Бронной и Спиридоновки, в которую Александр привел вторую жену, напоминала, по свидетельству Алены, Ноев ковчег: «Там жили: бабушка с дедушкой, папа сначала с моей мамой и со мной, а потом со своей второй женой Ангелиной, его младший брат Валерий с женой и сыном, и одинокая бабушкина сестра Ольга». В 1948-м отца Александра Аркадьевича арестовали. Поскольку статья была не политическая, появилась возможность его просто выкупить: весь гонорар за пьесу «Вас вызывает Таймыр» Александр отдал на это дело.
Со временем, став успешным драматургом, пьесы которого шли во многих театрах, а по сценариям сняты фильмы «Верные друзья», «Трижды воскресший», «На семи ветрах», Александр Аркадьевич купил для себя небольшую кооперативную квартиру возле метро «Аэропорт». В то время он уже был известен под псевдонимом Галич. «Это ему посоветовал Пырьев, - рассказала Алена Александровна. - Я помню, как папа сидел за письменным столом, долго писал какие-то варианты и вдруг радостно воскликнул: «Ты смотри!», когда зачеркнул все лишнее в аббревиатуре: Гинзбург АЛександр АркадьевИЧ (ГАЛИЧ). Особенно его поразило совпадение: у преподавателя словесности в пушкинском лицее была фамилия Галич».
В 1958-м спектаклем по пьесе Галича «Матросская тишина» должен был открыться самый популярный в то время московский театр - «Современник». Но партийное начальство пьесу запретило, заявив автору, что он искаженно представляет роль евреев в Великой Отечественной войне. С этого момента в жизни Галича началась черная полоса: фильмы и даже мультфильмы, снятые по его сценариям, надолго легли на полку.
Его песни 40-х и начала 50-х годов были только подготовкой к основному творчеству, которое, благодаря распространению магнитофонов, вскоре стало широко известно и популярно. Начиная с 1959 года Галич написал множество песен, которые, не будучи прямо антисоветскими, настолько диссонировали с замшелой советской эстетикой, что выглядели для многих прямым вызовом. И в 1971 году Галича исключили из Союза писателей с формулировкой
«за несоответствие высокому званию советского писателя». Примеру писателей тут же последовал и Союз кинематографистов.
Многие теперь боялись даже здороваться, отворачивались, проходили мимо, делали вид, что незнакомы. По ту сторону оказался и Юрий Нагибин. Правда, как рассказала Алена Галич, причины размолвки давних друзей были творческие: «Еще в 1956-м папа написал сценарий для фильма о Чайковском. Его сначала приняли, а потом запретили и уложили на полку. А Нагибин написал свой сценарий, по которому в 1969-м сняли двухсерийный фильм. И там некоторые ключевые сцены были просто один в один, как у отца. Ведь они близко общались, и папин сценарий писался практически на глазах Нагибина.
Папа промолчал. Но Ангелина. Она устроила скандал, обвинив Нагибина в плагиате, разругала их напрочь и не подзывала отца к телефону, если Нагибин звонил. Думаю, отец даже не знал, что тот звонил, вряд ли она докладывала. Им так и не удалось помириться. Кстати, после смерти папы Юрий Маркович позвонил мне, мы хотели встретиться, поговорить. Но встретились только на его похоронах». В целом ситуация с травлей Галича обернулась для Ангелины Николаевны стрессом с последующей депрессией, из которой она выводила себя алкоголем.
Чем мрачнее сгущались тучи над мужем, тем больше она погружалась в запои, и, когда угодила в клинику с белой горячкой, Галич ее буквально выходил, вернул к жизни. Чтобы иметь хоть какие-то средства на жизнь, Александру Аркадьевичу пришлось распродать часть своей уникальной библиотеки и работать «негром» - переписывать сценарии бездарных авторов про трактористов и колхозы. За выступления на домашних концертах он никогда не брал деньги. Жена академика Лебедева, Алиса Григорьевна, втайне от Галича стала собирать входную плату. Конверт с деньгами опускала ему в почтовый ящик.
В начале 1970-х дочь Галича поступила актрисой в Театр Моссовета, но не успела толком приступить к репетициям, как ее вызвал «на ковер» директор и, стыдливо пряча глаза, сообщил, что придется расстаться. В ВТО, куда Алена Александровна пришла узнать, в чем собственно дело, объяснили, что дочери Галича запрещается работать не только в Москве, но и в крупных городах РСФСР, а можно - только в республиканских театрах.
Так Алена стала провинциальной актрисой, работала в Ярославле, Фрунзе, Владикавказе... «В 1974 году отца пригласили в Норвегию читать лекции по творчеству Станиславского, так как он был одним из последних его учеников, - рассказала Алена Галич. - С этим приглашением отец пошел в ГБ, в визовый отдел, но ему сказали: «У тебя на выбор два пути - в Израиль или на Север» и дали четыре дня на сборы. Он решил уехать. Быстро продал квартиру, деньги разделил между бабушкой, мной и матерью Ангелины. Провожая его, в аэропорту все рыдали, и только моя бабушка не проронила ни слезинки. Ее спросили почему, и она говорит: «Я не могу плакать, у меня слишком большое горе».
Из-за Галича самолет задержали на два часа: вес нательного креста и цепочки превышал количество золота, которое разрешалось вывозить из СССР. Таможенники требовали снять крест, а Галич не соглашался, говорил, что отец Александр Мень при крещении надел на него этот крест. «Мы вас не выпустим», - пытались надавить на него. «Я и не хочу уезжать», - ответил Галич. Все пассажиры уже сидели в самолете, и Ангелина Николаевна заняла свое место, и экипаж был готов взлететь, а потом кто-то позвонил по «вертушке»: «Да выпускайте его, выпускайте!»
«Я обо всем узнала на следующий день, - вспоминала Алена Александровна. - Пришла на почту во Фрунзе, отправила папе конверт с фотографиями генеральной репетиции спектакля «Шаги командора» и тут же позвонила - сказать, что отправила, жди письмо. Но у него дома никто не взял трубку. Я позвонила бабушке - тоже не подходит. Тогда я позвонила маме, и она каким-то чужим голосом сказала: «Слушай меня внимательно: Саша уехал!» Я не поняла, какой Саша, и она повторила, а я опять не поняла, думала речь о моем однокласснике. И вдруг мама как закричит: «Папа уехал!» И я почувствовала, что я его никогда не увижу».
Кстати, сразу после отъезда Галича постановлением Главлита по согласованию с ЦК КПСС все ранее изданные его произведения в СССР запретили. В венском аэропорту Галичу вручили нансеновский паспорт беженца, с которым он мог повсюду ездить и жить где угодно. Почти год Александр Аркадьевич прожил в Осло, читал лекции по истории русского театра, переехал в Мюнхен, где работал консультантом при главной редакции «Свободы» и регулярно выступал в программе «У микрофона Галич». Потом Александр Аркадьевич перевелся в Париж, где продолжал вести авторскую программу и курировал культурное вещание.
Этот переезд в советской печати злобно назвали «ссылкой». «Вообще, эмигрировать папа никогда не хотел, - рассказала Алена Александровна. - Для него разлука с родиной стала трагедией. Василий Аксенов, встречавшийся с отцом в США, мне говорил: «Более несчастного человека я не видел. Он был в шикарном пальто, в кепке, сел в кресло и сказал: «Я понял, что самое страшное наказание, придуманное Лениным, - высылка из России. Страшнее ничего нет.
Летом 1976 года Алена в последний раз говорила с отцом по телефону, и вскоре после того телефонного разговора в почтовом ящике Фейга Борисовна нашла письмо из вырезанных из газеты букв: «Вашего сына Александра хотят убить». Алена тогда долго успокаивала бабушку, говорила, что это чья-то злая шутка. «Как я позже узнала, - рассказала Алена Александровна, - на уровне Политбюро решался вопрос о возвращении отца в Советский Союз. Это что-то сродни операции, когда писатель Симонов пытался вернуть в СССР Бунина.
Вот что-то подобное хотели проделать и с Галичем: пообещать ему деньги, шикарную квартиру, и все это в обмен на публичное покаяние. Но надо было знать отца. Он безумно, болезненно тосковал по родине, и на «Свободе» ему было не комфортно, но за деньги он не вернулся бы». 15 декабря 1977 года Александра Галича обнаружили бездыханным в его парижской квартире. Существуют разные версии: по одним из них - Галича убили агенты КГБ, по другим - агенты ЦРУ, боявшиеся, что Галич вернется в СССР и этим подорвет имидж радио «Свобода».
Потом на радио «Свобода» вызвали Ангелину Николаевну и предложили, практически не оставив выбора: «Вы соглашаетесь с тем, что это был несчастный случай, мы закрываем дело, вы продолжаете получать ренту и переезжаете в другую квартиру, или мы продолжаем расследование, но вы всего лишаетесь». Ангелина подписала согласие, получив разрешение на похороны на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. А что ей оставалось делать? В Москву она вернуться не могла -квартиры не было, а дочь Галина ответила телеграммой, что ей в СССР спокойно жить не дадут. Жить спокойно Ангелине Николаевне не дали и в Париже.
Смерть ее, спустя десять лет после Галича, произошла при странных обстоятельствах. «Официальная версия, что она умерла от удушья, - рассказала Алена Александровна. - Ангелина якобы заснула с непотушенной сигаретой, одеяло начало тлеть, и она вместе со своим пекинесом Шушей задохнулась. Странно, что собака не подняла лай, ведь животные очень чувствуют опасность и реагируют моментально».
В квартире пожара не было, не сгорело ничего, кроме одеяла, но при этом куда-то исчез весь архив Галича. За пару дней до смерти Александр Галич записал обращение к радиослушателям. И ночью 31 декабря эта запись пошла в эфир....
