Вия Артмане

Вия Артмане — биография

Вия Фрицевна Артмане - известная советская латвийская актриса театра и кино. Народная артистка СССР. На счету актрисы почти 100 сыгранных ролей в театре и кино. Всесоюзная слава обрушилась на актрису после сыгранной роли Сонечки в картине "Родная кровь".

Молва приписывала ей романы с первыми красавцами советского кино и первыми лицами государства. Не удивительно - каждую свою героиню, даже отрицательную, Вия Артмане чудесным образом превращала, как она говорила, в «женщину, которую каждый мужчина хотел бы иметь рядом». В жизни Вия была красавицей, но совсем не роковой. Между любовью и семьей она безоговорочно выбрала семью.

Семья - нормальная семья, где у детей есть мама и папа, - для Вии Артмане была недосягаемой мечтой детства. Ее матери, польке Анне Заборской, бесприданнице, батрачившей на богатых хуторах, семейного счастья было отмерено не много. 19-летний Фрицис Артмане из осевшей под Тукумсом зажиточной немецкой семьи влюбился в Анну так, что обвенчался с ней против воли своих родителей.

Но прожили они с Анной всего пять месяцев. Как-то Фрицис взялся помочь беременной жене вытащить ведро воды из колодца. Колодец обрушился, молодой человек от травм вскоре умер. Через четыре месяца, 21 августа 1929 года, Анна родила девочку. Ей дали двойное имя Алида-Вия. Вией, «фиалочкой», хотел назвать дочку отец.


«Маму со мной привезли на хутор, который принадлежал родственникам отца. Там жили сестра отца, мать отца, отец отца, - рассказывала Вия Фрицевна. - Они не хотели, чтобы наследницей этого хутора стала я. В те времена были такие жесткие законы, наследником должен был стать сын, а я девочка. Поэтому родственники не хотели. Курземе - очень строгий край, гордо соблюдающий свои законы. И мама забрала свою доченьку и ушла».

Анна с маленькой дочерью скиталась несколько лет. Нанимаясь поденщицей, она порой оставляла Вию буквально под открытым небом, чтобы о ее существовании не узнали работодатели. «В те времена хозяева только создавали свои хутора, всем требовались работники. Но таких рук, как у моей мамы, было мало. Единственный «минус» в данной ситуации - маленький ребенок. Хозяева полагали, что малышка будет мешать работать - ведь с ней надо возиться. Но маме повезло. Она попала на хутор, где жила хозяйка со своим сыном. И им требовалась такая женщина.

Все бы хорошо, мама даже рассказывала, как радушно нас принимали. Омрачало нашу жизнь только одно - сын хозяйки хотел, чтобы мама стала его женой, а она не могла принять это предложение. И вновь пришлось скитаться». Однажды Анна нашла работу на все лето и отдала дочь на хутор в бездетную семью. «Была такая возможность в свободной Латвии - взять к себе на лето детишек и получить за это пятьдесят латов, для хуторян - большая сумма, - рассказывала Вия Артмане. - Я помню, как сильно плакала, - боялась, что мама меня потеряет и я ее больше не увижу...

Этот хутор она запомнила еще и потому, что там, в сарае, для детей был сооружен... театр. Здесь она первый раз вышла на сцену - пела песни, играла роли сказочных героинь.

Вия рано начала работать, с десяти лет. Летом пасла коров, зарабатывала - без этих денег им с мамой зимой было бы трудно. Пока ходила за стадом, придумывала и рассказывала сама себе сказки, изображая разных персонажей. В тех сказках чаще других возникал образ отца, по которому она глубоко тосковала. Девочка воображала, какие у него глаза, какой голос. «Мне отца не хватало. Дети, растущие без отца, всегда бывают очень замкнутыми. И я была именно такой», - вспоминала свою биографию Вия Фрицевна Артмане.

Видя, что дочь болезненно нуждается в отце, Анна ответила на ухаживания немолодого хуторянина и второй раз вышла замуж. Но ее избранник оказался человеком пьющим, ничего хорошего за короткую жизнь с ним она не видела, и вскоре, наспех собрав Вию, уехала с ней в Ригу.

Поселились они в чердачной каморке с окошком у самого пола. «Там не было электричества, -вспоминала Вия Артмане. - Я сидела на коленках и на чемоданах делала свои домашние задания, потому что стола не было. Очень туго и бедно жили. Мама работала подмастерьем у швеи. Я собирала ягоды и потом их продавала. Мама меня красиво одевала. Одинокой женщине это было крайне сложно. Но я была одета так, что все думали, будто я из очень хорошей и богатой семьи. Когда я появлялась со своими ягодками в корзиночке на рынке, их охотно покупали: красивая корзиночка, красивые ягодки и продавщица красивая - девушка в белой кофточке».


Анна хотела, чтобы дочь выбилась в люди, мечтала, что она станет юристом, - Вия, учась в школе, как-то обмолвилась, что хочет «стать кем-то, кто будет наказывать злых людей и помогать добрым». Но мысли о «серьезной» профессии улетучились, едва Алида открыла для себя мир музыки и театра. В то время ее мать прислуживала в семье фабриканта, большого поклонника искусств. «В этом доме довольно часто устраивались роскошные приемы и концерты, бывали знаменитости, и я слушала их из-за полуприкрытой двери, раскрыв рот, - вспоминала Вия Артмане.

Взрослые дочери хозяев учились в Берлине - одна в балетной школе, другая - пению. Они так мечтали о сцене, что и я этим как-то прониклась. Когда хозяев не было, я включала в гостиной радио и танцевала под эту музыку. Однажды одна из хозяйских дочек заметила мои развлечения и научила меня нескольким балетным па...» А потом молодая хозяйка отвела Вию в только что открывшуюся в Риге балетную школу. «Меня в нее сразу приняли, потому что моя хозяйка кое-чему меня все-таки научила. Но прозанималась там всего год - увлеклась театром, бегала почти на все спектакли латышских и русских трупп. Мне закулисный мир казался волшебным, потому что для меня, замкнутой девушки, он был совершенно недоступным».

И все же Алида решилась поступать в театральную студию, когда узнала, что учеников набирает Эдуард Смильгис, основатель знаменитого рижского театра Дайлес, в котором она впервые, еще во время войны, увидела «Ромео и Джульетту», где Ромео играл звезда рижской сцены Артур Димитерс. На экзамены Вия пришла в темной юбке и белой блузке, которые сшила сама, - мама отказалась как-либо помогать ей, узнав, куда она поступает.

«Мама очень не хотела, чтобы я стала актрисой. Ей казалось, что актрисы - распутные женщины. Когда я поступила в театральную студию, она плакала возле моей кровати. Однажды я проснулась, никак не могла понять, что случилось, а мама сидела и причитала: «Не ходи туда, живи честным трудом», - вспоминала Артмане.

Отношения у мамы и дочери наладились, лишь когда в 1949 году, окончив студию, Вия Артмане - для сцены она выбрала имя, которое так любил ее отец, - стала актрисой театра Дайлес, переименованного в Художественный академический театр им. Я. Райниса, и пригласила мать на свой спектакль. «Мама до того считала, что мое актерство - это блажь, которая скоро закончится. Она стала воспринимать меня серьезно, когда увидела меня на сцене и поняла, как много мне приходится работать».

Поверить в себя молодой актрисе помог Эдуард Смильгис, любивший повторять: «Самые счастливые актеры - те, которые знают настоящую жизнь, самые несчастные - те, кто всю жизнь сидел в мягких креслах». По-прежнему очень робкая в жизни, Вия преображалась на сцене. Очень скоро Смильгис доверил дебютантке несколько главных ролей: Абигайль в «Стакане воды», Элизу в «Пигмалионе», Джульетту в «Ромео и Джульетте».

«Смильгис был моим покровителем в театре, - вспоминала Вия Артмане, - Но его правая рука и гражданская жена, Фелицита Эртнере, меня ненавидела и пыталась все «мои» роли отдать «своим» актрисам. Это была постоянная борьба». Примадонны театра, откровенно завидуя успеху дебютантки, шептали за ее спиной: «Что за актриса - ни груди, ни задницы. Профиля нет!»

Янис Стрейч, кинорежиссер, друживший с Вией Артмане с ее первых дней в театре, вспоминал: «Не хочу хвастаться проницательностью, но то, что у нее талант от Бога, я разглядел сразу. Уже тогда у Вии были задатки великой актрисы. На мой взгляд, актерское дарование состоит из трех составляющих - ума, воли и эмоций. Воля, как правило, сильна у всех, без нее актером стать невозможно. А вот с умом и эмоциями... У кого-то преобладает разум, и тогда человек все просчитывает, работает интересно, но порой суховато. У слишком эмоционального артиста каждая роль - феерия, но логики в такой работе мало.

Вия Артмане - редкая актриса, у нее ум, воля и эмоции были развиты гармонично и пропорционально». Девятнадцатилетнюю дебютантку заметил и самый популярный актер театра, любимец публики Артур Димитерс. Он был старше Вии на четырнадцать лет, женат на известной художнице Джемме Скулме, воспитывал сына Юриса, что не мешало ему слыть среди рижской богемы отъявленным сердцеедом. Вия относилась к нему с подчеркнутым уважением, а Димитерс просто потерял голову. Казалось, добиться Артмане стало главной целью его жизни.

Говорят, потерпев фиаско в конфетно-букетный период, он даже пытался шантажировать Вию, намекая, что способен выжить ее из театра. «Я родилась сироткой», - всегда с горечью повторяла Вия Фрицевна в своих интервью. Подсознательное желание забиться «под крыло» твердо стоящего на ногах мужчины, почувствовать себя защищенной, возможно, и подтолкнуло Вию к Артуру Димитерсу. В1953 году, после того как Димитерс развелся с Джеммой Скулме, они зарегистрировали брак, который, по признанию самой Вии, строился исключительно на ее уважении к мужу как к актеру, которого она в то время называла «мой Станиславский», и на их безграничной любви к театру.

«Я долго переживала из-за того, что стала разлучницей, - говорила Вия Артмане. - Все время думала: а если со мной кто-нибудь так же поступит? К тому же я верила в Бога и очень боялась, что Он меня за это накажет. Тайком, время-то атеистическое было, ходила в церковь, молилась, просила прощения. Но Артур меня успокаивал, говоря, что за счастье людей не судят, а он свое счастье нашел здесь, в нашей каморке, все начав с нуля».

В 1957 году у Вии и Артура родился сын Каспарс. Все заботы о ребенке и хозяйстве лежали на плечах Вии.

Муж, хронически пораженный звездной болезнью, даже пустяковую работу - вынести мусор или купить хлеб-считал ниже своего достоинства.

Артур, в то время уже снявшийся в нескольких фильмах Рижскои киностудии, купался в лучах славы - его узнавали на улице, просили автограф, поклонницы ходили толпами, и иногда он мог позволить себе не ночевать дома.

«Я не мог заснуть, не взяв маму за руку, требовал, чтобы она рассказала мне сказку или спела колыбельную, - вспоминал о своем детстве Каспарс Димитерс. - Мама знала миллион латышских народных песен... Мои родители были постоянно заняты, и я рос детсадовским ребенком. Меня отдали туда очень рано, а летом даже отправляли вместе с садиком на дачу. Она находилась в курортной Юрмале, но я все равно воспринимал ее как ссылку... Мама не могла уделять мне столько времени, сколько мне хотелось, и иногда я думал, что она не так уж сильно меня любит...

Вия крутилась как белка в колесе: репетиции, спектакли, уборка, готовка, стирка, и после всего они с мужем, бывало, засиживались за полночь, под рюмочку коньяка разбирая очередную его или ее роль, сценарий.

В середине 1960-х, после того как Вия Артмане снялась в фильме «Родная кровь», республиканская популярность Артура Димитерса вдруг поблекла на фоне обрушившейся на его молодую супругу общесоюзной славы. Вия Артмане рассказывала, как сразу после выхода фильма на экраны прилетела в Киев: «Спускаюсь в аэропорту по лестнице, которую моет уборщица.

А на мне кружевные гольфики и белые туфельки. Я остановилась и не знаю, в какую сторону она сейчас повернет со своей тряпкой. А она увидела красивые гольфы и туфельки и как закричит: «Ну чего стоишь как столб?!» Я ей тихо говорю: «Я не знаю, куда мне идти». Она услышала мой голос с акцентом, подняла голову, посмотрела на меня - и вдруг так ласково говорит: «Здравствуй, Сонечка!»


Простую историю о том, как война свела, разлучила и снова свела танкиста Федотова, которого сыграл Евгений Матвеев, и паромщицу Соню, снял ленинградский режиссер Михаил Ершов. Он увидел Вию Артмане в одной из ее первых крошечных киноработ и, как сам признавался, сразу же в нее влюбился. В главной роли решил снимать только ее. Когда Вию не отпустили из театра в киноэкспедицию, Ершов перенес съемки в Латвию. Поддавшись обаянию актрисы, режиссер разрешил ей, несмотря на довольно сильный прибалтийский акцент, самой озвучить героиню.

Вия поняла это так, что ей вообще позволено быть собой, и роль не столько сыграла, сколько органично прожила. Тем более что между исполнителями главных ролей Вией Артмане и Евгением Матвеевым вне съемочной площадки вспыхнул роман. Живая энергетика любви и нежности фильма настолько «цепляла» зрителей, что людям хотелось, чтобы киношная история продолжилась в жизни, и народная молва незамедлительно поженила Артмане с Матвеевым. И даже дочь Кристиану, которую Вия родила в мае 1965 года, многие считали «матвеевской».

В свое оправдание Вия Фрицевна тогда говорила, что «супружескую постель ни с кем, кроме мужа, не делила». И лишь много лет спустя, после смерти Евгения Матвеева, смогла признаться: «Это правда - то, о чем говорит народ, что что-то было. Было. Было. Иначе ничего подобного невозможно было бы сыграть».

Все точки над «i» уже после ухода актрисы из жизни расставил ее сын. «Действительно, у них с Матвеевым получилась не только работа, но и любовь, - рассказал Каспарс Димитерс. - Моей жене Лиге мать призналась в этом давно. Рассказала, что у них с отцом был договор - он принимает дочь, и они больше никогда никому об этом не говорят... Вы посмотрите на мою сестру - ни у кого из нас в семье нет такого носа, таких волос. Это же сразу видно. Там же Матвеев...

Я благодарен маме за то, что сохранила семью ради детей. ...Когда в октябре 2008 года у мамы случился сердечный приступ и мы отвезли ее в больницу, она еще была в сознании. Перед реанимацией ее последние слова были адресованы моей жене. «Скажи Кристиане, - попросила она, - что ее отец - православный...» Нам было понятно, о ком речь. Впрочем, Кристиана по-прежнему считает своим отцом Димитерса». Актер и режиссер Евгений Матвеев открыто никогда не высказывался по поводу Вии и Кристианы,нонер аз в своих интервью говорил об одной очень сильной любви, ради которой он чуть было не ушел из семьи. «Это была любовь к яркой творческой звезде», - сохраняя интригу, говорил Евгений Семенович.

Каспарс Димитерс: «Это был единственный в маминой биографии «служебный роман». Грешно, конечно, но так случилось. Теперь, когда ни его, ни ее уже нет в живых, только Бог им судья. Чувства у них вспыхнули серьезные, чуть не привели к распаду семей, но мама была человеком долга».

Прекрасно зная, что такое безотцовщина, она не желала подобной участи своим детям и ради сохранения полной семьи усмирила страсти. Семью она возвела в культ и самозабвенно служила ей всю жизнь.

Когда Кристиане исполнилось всего два с половиной месяца, Вие пришлось ехать в экспедицию на съемки фильма «Никто не хотел умирать». В селе, где должна была проживать съемочная группа, не было никаких примет цивилизации: ни магазина, ни водопровода, «удобства» на улице. Вия была совершенно не готова к таким условиям, хотела даже отказаться от роли. Но муж на нее, как говорится, «надавил», и пришлось собирать чемодан: пеленки, распашонки.

В театральных кругах Риги говорили, что Артур специально, чтобы насолить «блудной жене», отправил ее с дочерью подальше от себя, в спартанские условия, и ни разу не приехал навестить. Но Вия не пала духом. «Жалакявичюс сменил уже двух актрис, когда пригласил меня. Так что мне пришлось ездить на съемки вместе с малышкой. Помню, несмотря на все связанные с этим сложности, я всегда была на подъеме. Знаете, женщины ведь после родов меняются. Некоторые становятся легкоранимыми или раздражительными. А у меня, наоборот, наступила прекрасная пора», - вспоминала она.

Более-менее наладить быт ей помог Донатас Банионис, игравший ее возлюбленного. Он помогал покупать продукты, сам таскал ведрами воду для стирки пеленок, даже нянчился с малышкой, когда Вия была в кадре. И молва снова связала Вию романом с очередным партнером. Артмане эти слухи не комментировала, но однажды призналась: «К мужчинам я неравнодушна. Я считаю, что, если бы было наоборот, это было бы противоестественным. Но если бы я любила всех понравившихся мне мужчин, я была бы очень нехорошим человеком. Не могу же я взять все, что мне понравилось. Мало ли что во мне зашевелилось. Если бы я так вольно себя вела, у меня дома не было бы ни одного человека, который называл бы меня «мама».

В 1969-м Артмане заслуженно получила самое высокое профессиональное звание - народной артистки СССР, а вместе с ним, как водилось в советские времена, шлейф весьма солидных общественных нагрузок - одно время ее даже избрали кандидатом в члены ЦК КПСС. Единственное, что ей это дало, - новую порцию слухов. «Меня называли любовницей Брежнева. Говорили, что у меня к нему есть прямой телефонный провод. На такие слухи я реагировала со смехом. Мне говорили: «Ты знаешь, ведь Брежнев - великий бабник!» «Разве? - говорила я. - А мне так не показалось. По-моему, шикарный дядька».

Чем удачнее складывалась ее карьера, тем больше проблем возникало у нее в семье. Когда-то о Вие говорили только как о жене известного актера театра и кино Артура Димитерса. В 1970-х ситуация поменялась с точностью до «наоборот»: Артур Димитерс все чаще слышал про себя обидное «это муж Вии Артмане». Но нередко его, любившего, по выражению Вии Артмане, «заглядывать на дно бутылки», это спасало от неприятностей, стоило показать фотографию знаменитой супруги милиционеру.

Открытки с портретами Вии Артмане продавались в «Союзпечати» во всех уголках СССР. Такая популярность была удивительна - Артмане была в первую очередь театральной актрисой и в кино снималась не так много: ее сильный прибалтийский акцент стал препятствием для многих ролей. Впрочем, в актерской среде говорили, что дело не только в акценте, что она для актрисы очень гордая.

Потому, дескать, и Александр Зархи, который пробовал ее на Анну Каренину, предпочел другую актрису. И Бондарчук, приглашавший ее сыграть Элен Безухову в «Войне и мире», - Артмане блестяще играла эту роль в рижском театре - отдал эту роль супруге. Только Сергей Параджанов принял ее в свою картину безоговорочно. Тонко чувствующий красоту Параджанов, впервые увидев Вию, упал перед ней на колени. Он очень хотел ее снимать, в 1973-м Вия даже ездила к нему в Киев на кинопробы. «Уже по пробам я видела, что это гениально, - вспоминала Вия. - А потом картину закрыли, а Сережу посадили». Артмане поддерживала Параджанова в тюрьме письмами, отправляла ему посылки.

В пятьдесят лет Вия Артмане сыграла одну из своих лучших ролей в своей творческой биографии - актрису Джулию Ламберт в телефильме «Театр» по известному роману Сомерсета Моэма. «Очаровательной негодяйкой» называла она свою героиню. «Думаю, Моэма в свое время отвергла какая-то дама, - говорила она, - поэтому он решил отомстить сразу всем женщинам, создав эту героиню». В те времена фильм сочли крамольным, ведь по сюжету у стареющей замужней актрисы появляется молодой любовник - тема для СССР запретная, поэтому «Театр» не участвовал ни в одном фестивале и не получил ни одной награды.

«Жаль, что ей не разрешили самой озвучить Джулию Ламберт, ведь русским она тогда владела в сто раз лучше, чем во времена «Родной крови», - заметил Каспарс. Но зато режиссер фильма Янис Стрейч предложил Вие самой выбрать молодого экранного любовника. И она назвала неизвестного тогда почти никому актера Ивара Калныньша, который служил с ней в одном театре. У режиссера вообще-то предполагался другой кандидат, но он положился на интуицию актрисы и не ошибся. Впоследствии именно Калныньша стали называть «секс-символом» СССР.

После премьеры «Театра» легковерные обыватели судачили, что личная жизнь и быт Вии как две капли воды похожи на то, что они видели в кино. Никому даже в голову не могло прийти, что у «Джулии Ламберт» старенькие «Жигули» (когда Артмане спрашивали, почему она не купит более статусную машину, она удивлялась: «А зачем?»), что она сама ходит в магазин.

«Однажды мы были на творческой встрече, - рассказывала ее коллега Лилита Озолиня, - и Вия весь вечер беспокоилась, что это мероприятие затянется и она не успеет на рынке купить гуся. Она волновалась и говорила, что не может появиться дома с пустыми руками. Я потом смотрела и удивлялась: она выбрала самого большого гуся, затолкала его в пакет и эту тяжеленную ношу сама тащила домой. Ее никто не встречал, никто не провожал, все сама, своими руками. И не жаловалась».

А еще Вия Артмане до последних дней стирала белье руками. «Стиральную машину, - рассказывал Янис Стрейч, - она так себе и не купила. И не потому, что не могла, просто очень любила стирать руками - для нее это был лучший отдых, или, как сейчас говорят, релакс. Считала, что таким образом можно снять со своей души весь накопившийся негатив. Мне кажется, в этом действительно был какой-то смысл. Как-то мы с ней поздно вечером приехали из Москвы, а рано утром надо было ехать на съемочную площадку в Риге. Когда мы встретились, Вия выглядела свежей и отдохнувшей. «Вы хорошо поспали?» поинтересовался я. «Что вы! - рассмеялась она в ответ. Я всю ночь стирала». Но вид у нее при этом был такой, будто она спала двенадцать часов подряд».

Единственная ценность, которой она обладала, была квартира в центре Риги. В квартире царила такая чистота, что никто не верил, что у Артмане никогда не было прислуги. Вия же считала, что до генеральной уборки доводят свое жилье только неряхи. «Надо убирать каждый день, но понемногу - один уголок сегодня, другой - завтра, тогда в доме всегда будет чисто», - охотно делилась она личным секретом. И как мантру твердила, что главное украшение любого дома - чистота.

Когда у Вии появилось эта квартира, она перевезла к себе маму и с благодарностью ухаживала за ней до последних дней. «Меня никто не щадил, кроме мамы, - не раз говорила она. - А мужчины - любимого и нежного - рядом не было. Был актер. Отец моих детей».

За двадцать семь лет семейной жизни Вия, казалось, привыкла к тому, что ей нет счастья с Артуром. «Конечно, наша семейная жизнь не была такой, о которой я мечтала, - призналась Вия Артмане. - Но со временем страсти улеглись, и мы долгие годы были друг для друга отдушиной. Для меня и для него театр был главным в жизни». «Возвратившись вечером со спектакля, - говорил Каспарс, - родители могли часами сидеть и разбирать только что увиденный спектакль - пьесу, по которой он поставлен, игру актеров, находки режиссера-постановщика.

И отец в своих оценках всегда был мудрее и точнее мамы. Он помогал ей работать над ролями, был для нее настоящим Станиславским. Она была счастлива с ним как актриса и несчастна как женщина. Еще несчастнее она стала, овдовев. Это случилось 1 ноября 1986 года. Тогда я понял: все, что она об отце говорила, было правдой только наполовину. Артур Димитерс был единственным человеком на свете, с которым она привыкла обсуждать самое главное в своей жизни - творчество. Без него наступило время ее творческого одиночества».

«Когда умер муж и я его хоронила, у меня не было ни единой слезы, - призналась Вия Артмане. -Тетки в театре за моей спиной говорили: Смотрите, не плачет! Значит, не любила! А я только через две недели после его смерти ощутила, что он ушел. И никогда уже не вернется.

Тогда я и начала плакать. Долго. Ведь вся жизнь прошла вместе. Так что пусть мне не говорят, что великое горе надо непременно метить плачем. Есть горе, которое выражается не в слезах. Когда я поняла, что мужа больше нет... Кажется, что открывается дверь и он сейчас войдет. А он не идет. Наступает вечер. Но не скрипит ключ в дверях нашей квартиры. А на вешалке все равно висит его старенькое пальто.

Так что не правы те, кто говорил, что я равнодушна. Ведь он был огромной частью моей жизни. Любовь же бывает разной».

Вия Фрицевна намеревалась спокойно дожить свой век: есть уютное жилье и любимая работа, дети выросли и нашли себя в жизни - Каспарс стал музыкантом, Кристиана - художником, у каждого из них появились свои семьи. Но в 1993-м, когда началась реституция, Вие Артмане, как и многим ее согражданам, предложили освободить квартиру, так как где-то в Европе обнаружился потомок владельца дома.

Вия взбунтовалась, решила не съезжать, тем более что никакого жилья взамен изымаемого ей не предложили. Тогда в квартире непокорной актрисы зимой отключили отопление. А весной прохудилась крыша, и чинить ее никто не собирался. Квартира Артмане, расположенная на последнем этаже, оказалась непригодной для жизни. Вия Фрицевна ходила по инстанциям, но ее никто не слушал.

После того как от переживаний у актрисы один за другим случились два инсульта, ее сын написал статью «Сколько стоит Вия Артмане?», которую опубликовала одна из рижских газет. Правда, Каспарса тут же назвали попрошайкой, желающим нажиться на популярности матери, но квартиру все-таки выделили. И даже не одну, а несколько, на выбор. Вие понравилась та, что располагалась в старинном доме в самом центре Риги недалеко от театра. Но это жилье требовало неимоверных финансовых вложений, так как оно было после пожара.

А скромной пенсии актрисе едва хватало на жизнь. К тому же последствия инсультов давали знать о себе, особенно долго она восстанавливалась после второго - заново училась разговаривать и ходить. Полученную квартиру, которую так и не удалось полностью отремонтировать, пришлось продать. «Я терпела-терпела, а потом взяла внучку, перевела ее в сельскую школу и перебралась в наш летний домик в селе. Но и ему уже было сто лет, и он не был приспособлен для зимы. Пришлось приспосабливать», - вспоминала актриса.

Вия поселилась там с дочерью и внучкой Бертой. На дорогу в театр у нее теперь уходило слишком много времени и сил - сорок километров до Риги, не шутка. К тому же за последние сезоны у Артмане не было ни одной главной роли, и она сетовала, что приходится впустую «дежурить в театре». В своем некогда любимом спектакле «Ромео и Джульетта» Вия появлялась на сцене всего на несколько минут в роли Няни. И те минуты давались неимоверно тяжело - у актрисы болели ноги, она еле передвигалась.

В 1996 году режиссер Михаил Груздов предложил Вие роль в спектакле «Тереза Ракен» по роману Эмиля Золя. Он обожал Вию с юности и как мог постарался продлить ее век на сцене. Мадам Ракен удачная режиссерская находка, так как героиня Артмане не встает с инвалидной коляски. И пару сезонов Вия Фрицевна с успехом играла больную старуху, но в 1998-м вдруг решила уйти из театра, в котором прослужила полвека. «Я не хотела, чтоб от меня осталось грустное впечатление, что я актриса, которую нужно жалеть. Терпеть этого не могу.

Перед зрителем актер должен быть всегда на высоте», - говорила она. «Уход из театра Дайлес стал для мамы страшным испытанием, -говорил Каспарс. - Кино, сцена, обожание публики - это своего рода наркотик, и, когда его у тебя сразу отнимают, начинаются «ломки». Эти «ломки» очень сильно повлияли на здоровье мамы. Еле-еле удалось ее поднять, и, слава Богу, со временем все как-то стабилизировалось. Думаю, очень помогло и то, что она пришла в православие, крестилась под именем Елизаветы. Ей это дало силы принять жизнь такой, какая она есть, и все простить людям».

В последние годы жизни ее радовали простые вещи новый день, дети, внуки. Она была счастлива, узнав, что у десятилетнего внука Стефана за год вышло два сборника стихов, а старший сын Каспарса, Якоб, кинооператор, поступил в Академию культуры и успел сделать бабушку прабабушкой, что внучка Берта, дочь Кристианы, стала художником.

Смерть

Вия Фрицевна очень гордилась талантами своих детей и внуков. Стихотворением Стефана она закончила автобиографическую книгу «Зимостойкие. Мгновения моей жизни», так и не изданную на русском языке. Осенью 2008 года у 78-летней актрисы случился сердечный приступ, это и явилось причиной смерти актрисы. 11 октября ее не стало.

«Бог прикрыл ее разум мягким занавесом, -говорит Каспарс Димитерс. -Она не чувствовала боли, которая, оценивая ее состояние здоровья объективно, должна была доводить ее до полного безумия. Она ни на что не жаловалась. Было ощущение, что за сумрачным занавесом разума происходит борьба, очищающая ее душу». Вия всегда боялась оказаться больной и беспомощной старухой, обузой для своих детей, так что забытье стало для нее благом и, может быть, вознаграждением за то, что в жизни долг для нее был важнее счастья.