Покидать родину Андрей Тарковский не хотел. И уж точно не желал быть похороненным в чужой земле. Но советские власти решили иначе. Согласно легенде, молодой Андрей Арсеньевич увлекался сеансами спиритизма. Однажды на связь вышел дух писателя Бориса Пастернака. «Сколько фильмов я сниму?» - спросил у него Андрей. - «Семь». -«Почему так мало?» - «Семь. Зато каких!»
Последние годы жизни режиссера в СССР были невыносимыми. Госкино подвергало его травле, не давало работать, а те фильмы, которые все же выходили в прокат, вскоре оказывались на полке. «Андрея Рублева» обвинили в отсутствии духовности и оставили «отлежаться» на несколько лет.
Деньги на съемки «Сталкера» Тарковский еле выбил, а потом выяснилось, что фильм сняли на некачественной пленке. Новую, понятно дело, никто не проспонсировал. В прокат вышел «Солярис», но кассовые сборы за него не позволили режиссеру даже расплатиться с долгами.
Неудивительно, что, когда ему предложили снимать следующую картину, «Ностальгию», в Италии, он согласился. На Западе Тарковского называли чуть ли не гением, приглашали работать. Он до поры до времени отказывался, но в итоге дал согласие.
Эмигрировать Андрей Арсеньевич не собирался: в СССР оставались недавно отстроенная дача, семья, друзья, работа. Он хотел лишь отснять материал и немного подзаработать. Когда стало понятно, что командировка затягивается, отправил письмо председателю Госкино Филиппу Ермашу.
В официальной бумаге режиссер просил позволить ему и его семье остаться на три года в Италии, а по окончании работы вернуться в СССР. Но Ермаш, который Тарковского на дух не переносил, тут же отправил доклад в ЦК КПСС. По его словам, режиссер был не кем иным, как беглецом, которого на родину пускать нельзя.
Ермаш уговаривал власти лишить Тарковского гражданства и советского паспорта. Но ему возражали: режиссер слишком популярен, чтобы действовать радикально. Вопрос был решен тихо. Андрей Арсеньевич поселился в Италии, жена Лариса вместе с ним. Сын Андрей остался в Москве с бабушкой на неопределенный срок. А с «Мосфильма» режиссера попросту уволили по банальной статье - не явился на работу без уважительных причин.
Пока в Европе Тарковскому оказывали почести (во Флоренции ему даже бесплатно дали квартиру и объявили почетным гражданином города), в СССР его фактически запретили. В печати имя мастера не упоминалось, его фильмы были сняты с проката. Он сам на пресс-конференции летом 1984 года признался в своем нежелании возвращаться домой. Горько, больно, но иного решения Андрей Арсеньевич не видел.
Вдали от родины режиссер начал работать над «Жертвоприношением» картиной, которой суждено было стать для него последней. Он много волновался, переживал, да еще и чувствовал себя неважно.
Сначала замучил кашель. Он будто шел из самых глубин легких - тяжелый, приступообразный. Но режиссер не придал ему значения: в детстве он переболел туберкулезом, а потому списывал недомогание на старый недуг. Но время шло, а лучше не становилось. Спустя пару месяцев Тарковский заметил, что у него постоянно держится небольшая температура. Будто он простужен...
Много разъезжая по работе, Андрей Арсеньевич нехотя принял предложение обследоваться в Швеции. Врачи пообещали перезвонить, как только результаты будут готовы.
«У вас рак легких», - произнес отстраненный голос на другом конце провода. Страшную новость чета Тарковских получила в Париже. Медицинской страховки у режиссера не было, а денег за «Жертвоприношение» он так и не получил. Тем временем врачи озвучили неподъемную сумму за лечение - около 40 тысяч франков.
Помощь пришла, откуда не ждали: чек выписала Марина Влади. А ее супруг, врач-онколог Леон Шварценберг, согласился взять знаменитого пациента под свое крыло.
Весть о том, что режиссер Тарковский смертельно болен, долетела до Союза. Власти опомнились: запрет с показа его фильмов был снят, а сына Андрея Арсеньевича выпустили к больному отцу. В своем дневнике режиссер с грустью написал: «Неужели надо смертельно заболеть, чтобы быть вместе?»
По своему Тяпе (так он ласково называл сына) Андрей Арсеньевич страшно скучал. А когда они, наконец, воссоединились, казалось, мастер даже воспрял духом.
Воодушевленный, он отправился на лечение в парижскую клинику. И оно даже дало результаты. Вот только ехать пациенту после выписки было некуда. Друга с семьей приютила все та же Марина Влади.
Андрей Арсеньевич хватался за любую возможность вылечиться. Даже летал в ФРГ, когда узнал, что там есть хорошие онкологи, готовые его взять. Уже на месте стало понятно: ситуация куда более серьезная, и врачи бессильны.
Понимал ли Тарковский, что умирает? Вероятно... Когда он только узнал о диагнозе, попросил приехать в гости приятеля - итальянца Франко Терилли. Рассказав об онкологии, режиссер произнес: «Ты знаешь, а ведь я скоро умру». И признался, что смерти не боится.
Вновь с Терилли Тарковский связался лишь спустя год. Попросил передать, чтобы тот позвонил ему -якобы надо сказать что-то важное. Но когда Франко набрал номер друга, и тот снял трубку, последовало лишь глухое молчание. Таким образом Андрей Арсеньевич попрощался.
Последние несколько месяцев жизни Тарковского жена Лариса буквально не отходила от него. Каждые три часа ему нужно было давать лекарства, и она была на посту даже ночью. Лариса удивлялась, с какой стойкостью муж переносил все испытания - до последнего он сохранил ясность ума. Всего за 9 дней до смерти закончил последнюю главу своей книги!
Лишь за сутки до ухода ему было уже не обойтись без морфия - начались страшные боли. Но, приняв лекарство, он вновь шутил и старался держаться. А 29 декабря 54-летнего режиссера не стало.
В первый день 1987 года в газете «Советская культура» вышел некролог: «Последние годы А. Тарковский жил и работал за пределами Родины, о чем приходилось думать с горечью и сожалением». И ни слова о том, что вынудило мастера так поступить. Зато многое объяснил он сам в своем завещании.
Андрей Арсеньевич предполагал, что после смерти начнется его «посмертная канонизация», а потому пожелал быть похороненным на русском кладбище в Париже. «Ни живым, ни мертвым я не хочу возвращаться в страну, которая причинила мне и моим близким столько боли, страданий и унижений».
Однако земля на старом кладбище Сент-Женевьев-де-Буа стоила слишком дорого, и родственникам предложили использовать заброшенную могилу. Выбор пал на место упокоения белогвардейского есаула Владимира Григорьева. Семья согласилась.
Лишь через год останки Тарковского перенесли на свободное место. Так как за захоронения во Франции предполагается регулярная плата, вдова оплатила его могилу на 200 лет вперед. Хотела, чтобы уже никто не потревожил ее и так настрадавшегося мужа.
В 1990 году Тарковского посмертно удостоили Ленинской премии, а четыре года спустя его вдову пригласили в Москву. Лариса Павловна не хотела ехать. Мало того что старые раны не зажили, так еще и с родственниками Андрея Арсеньевича у нее были натянутые отношения. Так, сестра режиссера Марина была обижена, что ее не пригласили на открытие памятника Тарковскому. Да и памятник ей не понравился, а ведь его делали по эскизу вдовы.
Все же Ларису Павловну уговорили - в 1994 году она приехала в Россию. С ее участием прошла фотовыставка, посвященная Тарковскому, фестиваль искусств его имени. На их доме в столице повесили мемориальную табличку. Вернули вдове и дачу под Рязанью. Но простила ли она былые обиды?.. В 1998 году Лариса Тарковская умерла - тоже от рака, в возрасте 59 лет.
