Имя: Василий Суриков (Vasiliy Surikov)
Дата рождения: 24 января 1848 года
Дата смерти: 19 марта 1916 года
Возраст: 68 лет
Место рождения: Красноярск
Место смерти: Москва
Деятельность: русский живописец, художник
Семейное положение: был женат
Василий Суриков - биография
Люди, знавшие Василия Сурикова в последние годы жизни,утверждали, что слава ничуть не изменила его и что он, как в далекой красноярской юности, оставался пылким романтиком, сродни Дон Кихоту, с чистой душой и помыслами. В молодости он, не раздумывая, кидался в драку с сельскими парнями, посмевшими неуважительно отозваться о его даме сердца. И позднее, уже на городских окраинах, в традиционных кулачных боях стенка на стенку стяжал репутацию упорного и стойкого бойца.
Сибирь, отгороженная от Европы Уральским горным хребтом, долго сохраняла свою самобытность. В этом природном окружении, в лоне патриархальной казацкой семьи сформировался особый характер Васи Сурикова. Подвиги завоевателей Сибири и защитников казацких вольностей были для него не книжными рассказами, но живой частью семейного прошлого.
Вся атмосфера сибирской жизни второй половины XIX века мало чем отличалась от старинной московской. Потому, наверное, и дерзкая непокорность стрельцов во время их казни, и старообрядческий фанатизм опальной боярыни Морозовой, и стоическая отрешенность ссыльного Меншикова в Березове были близки и понятны. К тому же предки Сурикова по отцовской и материнской линии принимали участие в основании Красноярска, где 24 января 1848 года родился будущий исторический живописец.
Сотники и есаулы Суриковы брали жен из старых казачьих родов Черкасовых и Торгошиных, участвовавших в сибирских походах и завоеваниях. Один из дедов Василия, атаман Александр Степанович, с лицом темным, «как голенище», заприметив раз с горы оторвавшийся в бурю от берега тяжело груженый плот, сбежал вниз, успел поймать причальный канат и, по колена уйдя в землю, удержал-таки плот с войсковым добром...
В чисто прибранных комнатах родительского дома с резными наличниками на окнах стояли обитые железом сундуки, в которых хранились старинные сарафаны, шушуны, накидки, казацкие кафтаны. Много лет спустя, перебравшись в Петербург, Василий Иванович в каждый свой приезд в Красноярск просил мать надевать канифасовое платье, доставать из сундуков милые его сердцу вещи и показывать, как их раньше носили.
Прасковья Федоровна была женщиной большого ума, красоты и художественного вкуса. Ее отец и дядья возили чай из Китая, владели табунами лошадей и имели в своей фамильной Торгошинской станице на противоположном берегу Енисея узорчатый дом - полную чашу. Дом окружали огороды и буйные сады, на мощеном подворье стояли богатырские кони, запряженные в громадные повозки. По праздникам старики Торгошины надевали расписные китайские халаты и, обнявшись, разгуливали по станице, распевая: «Не белы-то снеги выпадали».
У них было двенадцать дочерей и внучек, которые любили водить запомнившиеся Васе хороводы и послужили ему неиссякаемым источником народных легенд и преданий. В воинственный дом Суриковых строгая в отношении традиционных обрядов и обычаев Прасковья Федоровна внесла нежное дыхание поэзии, причудливый колорит торгошинской семьи.
Отец Сурикова, Иван Васильевич, служил в красноярском земском суде и очень любил старинные казачьи песни, которые заводил по вечерам сильным низким голосом. Обликом напоминал своих предков-казаков - высокий, широкоплечий -и пошел в них крутым, независимым нравом. Василий унаследовал от отца крепость физическую и духовную, но еще - прямоту и честность.
С шести лет Суриков ездил верхом, ходил с отцом на охоту. Быстро научился стрелять настолько метко, что отец отпускал его в чащу одного. Однажды он целый день проблуждал по тайге и только к вечеру выбрался к дому. «Отец и мать стояли на плотине и кричали мне... Помню, как отец схватил меня за ноги, чтобы бить, а мать схватила за голову, чтобы защитить, -чуть меня не разорвали».
Несмотря на строгость нравов, атмосфера в доме была весьма непринужденная, а верность казачьим традициям сочеталась с интересом к современной политической и культурной жизни. Дядья Сурикова, Иван и Марк, считались, по словам художника, людьми образованными, выписывали из столицы книги и журналы, в том числе некрасовский «Современник».
Благодаря им в мальчике рано пробудилась тяга к изобразительному искусству и к отечественной истории. Дядья обсуждали в кругу семьи сооружение Исаакиевского собора в Петербурге и прибытие из Италии знаменитой картины Александра Иванова «Явление Христа народу». Причем у себя в Красноярске они хранили фотографии... ассирийских памятников.
Такая необычная, на первый взгляд, широта кругозора членов патриархальной казачьей семьи объясняется тем, что деды и родители Сурикова испытали на себе влияние ссыльных декабристов. Их встречала девушкой в церкви и его мать, которая была искусной рукодельницей: вышивала гладью по собственным рисункам целые картины с гарусом и бисером, плела кружева. С ее образом всегда были слиты у Сурикова воспоминания о биографии детских лет.
Когда Васе Сурикову исполнилось пять, отца перевели по службе в село Сухой Бузим. Художник вспоминал, как ранняя зима обступала село непролазными сугробами, вокруг неделями мела злая метель, сквозь обледенелые слюдяные окошки едва можно было разглядеть соседские крыши. А весной проселок тонул в непролазной грязи. Зато с наступлением лета, писал о своей биографии Суриков, «я целыми днями пропадал с ватагою сверстников, то в поемных лугах, где паслись казачьи табуны, то в тайге в поисках ягод и грибов». Жаль, школы в Бузиме не было, и родители отправили сына учиться в Красноярск. Там в феврале 1859 года он и получил известие о смерти отца.
К тому времени Суриков уже вовсю рисовал. С учителем рисования в приходском училище ему явно повезло. Он Васю быстро заприметил и стал осторожно развивать явные способности мальчика. И все же оставаться бы ему уездным регистратором, подобно отцу, и писать на досуге акварелью и маслом, как его дядья, есаул с хорунжим, не повстречай он богатого золотопромышленника-мецената Петра Кузнецова, который снабдил новоиспеченного канцеляриста деньгами на дорогу до Петербурга и обеспечил там его проживание на весь срок обучения в Академии художеств.
В начале лютой зимы 1868 года Суриков с двумя попутчиками тронулись в возке по ямскому тракту. Тяготы и лишения более чем двухмесячного пути закаленного в кулачных боях Василия не страшили. Однако на вступительном экзамене в Академию он провалился «по гипсу». Сдаваться упрямый потомок сибирских казаков не привык. Оказавшийся в ту пору в Петербурге Кузнецов помог ему поступить в рисовальную школу Общества поощрения художников. В этом учебном заведении готовили прикладников, мастеров художественного ремесла. Суриков занимался истово и успешно овладел трехлетним курсом школы за три летних месяца, после чего сдал вступительные экзамены в Академию и был зачислен вольнослушателем.
В августе 1870-го его перевели из вольнослушателей в полноправные студенты. Он был освобожден от платы за обучение, получил в течение двух лет несколько серебряных медалей и денежных премий, а затем стал стипендиатом. В 1874 году ему единодушно присудили Малую золотую медаль за картину «Милосердный самарянин», и Суриков начал готовиться к дипломнои конкурсной работе на Большую золотую медаль.
Занятия почти не оставляли молодому человеку свободного времени. Живопись, книги и музыка заменяли ему развлечения. Кроме семьи своего покровителя Кузнецова он мало кого видел. Но домой писал, что живет «довольно весело». На трудности Суриков ни тогда, ни потом не жаловался. К началу 1870-х годов это был уже сложившийся художник со своим видением мира, со своим чувством натуры и художественной правды.
Большой золотой медали за композицию на заданную евангельскую тему Суриков не удостоился. «Талантливо. Но это не история, а жанр. Это легкомысленно». Так высказались - за исключением Павла Чистякова -все члены Совета Академии. Возможно, не без благого стремления несколько остудить амбиции своего известного уже к тому времени выпускника. Чистяков же, зная крутой сибирский нрав своего ученика - если бросит кисти, то навсегда, - продолжал добиваться присуждения своему воспитаннику заслуженной главной награды. Его горячие доводы все-таки заставили членов Совета изменить свое мнение и ходатайствовать о заграничной стажировке для Сурикова, на что были вскоре получены и разрешение, и 800 червонцев лично от государя.
Неожиданно художник наотрез отказался от высочайшей милости и вместо этого попросил предоставить ему работу по росписи храма Христа Спасителя в Москве. Совет Академии согласился и даже выделил Сурикову мастерскую. Там весной 1877 года Василий Иванович выполнил картоны будущей росписи. Ему заплатили за работу целых десять тысяч рублей. Теперь он чувствовал себя надолго обеспеченным и в начале 1878 года попросил руки давно приглянувшейся ему обаятельной внучки ссыльного декабриста Свистунова, Елизаветы Августовны Шаре. Устоять перед немногословным, но таким мужественным красавцем в шелковой косоворотке, с густыми бровями вразлет и глубоким взглядом больших темных глаз было невозможно.
Молодые сняли маленькую квартирку на Зубовском бульваре и зажили тихо и счастливо. Вскоре у них родились две дочери.
В жене Суриков нашел не только любимую и любящую женщину, но и верную помощницу. Когда она приезжала с ним и дочерьми к его матери в Красноярск, то всегда помогала свекрови на кухне, сопровождала ее в церковь, сшила ей прекрасное платье, в котором Прасковью Федоровну и похоронили.
И все же бешеный сибирский темперамент Сурикова нет-нет да и давал себя знать. В гневе мог даже побить оппонента, за что потом казнил себя. Елизавета Августовна терпеливо успокаивала мужа, и тот слушался ее беспрекословно, хоть втайне ревновал к друзьям-живописцам, даже к Репину, который сблизился с ним вовремя учебы в Академии. Страстность во всем являлась отличительной чертой суриковской натуры. И невероятная требовательность к себе, которой он отличался с первых шагов на художественном поприще. Рассказывают, что как-то ему удалось продать две свои ранние работы за хорошую цену. Опомнившись, Василий Иванович догнал покупателей, вернул им деньги, а холсты сжег...
Именно в Москве Суриков остро почувствовал, что русская историческая живопись - его настоящий путь в искусстве. И с этого пути он больше не свернул. Окрестности Кремля сделались излюбленным местом его вечерних прогулок. Ему чудились в темноте тени стрелецких жен в парчовых душегрейках и страшная непреклонная фигура царя Петра верхом на лошади... Рисунки и акварели исторических памятников, наброски старинной утвари, одежды обозначили подступы к замыслу будущей картины, целиком захватившему художника. Окончательный сюжет «Утра стрелецкой казни» явился ему, по его словам, у Лобного места на Красной площади.
Чтобы облечь этот сюжет, внутренний образ будущей картины, в плоть и кровь, потребовались длительное изучение исторических источников и музейных вещей, десятки предварительных эскизов и этюдов с натуры. Почти три года титанической работы были отданы картине, в которой Суриков явился не только наследником, но и великим новатором русской исторической живописи - от Ломоносова до Ге и Репина. Репин советовал ему заполнить виселицы. «Повесь, повесь!» - убеждал Илья Ефимович. Но Суриков не послушался, красота победила. «Кто видел казнь, тот ее не нарисует», - считал он.
В поисках типажей для образов стрельцов Суриков обшарил все московские «щели» - искал среди могильщиков, на Смоленском рынке, в трактирах. Бегая на морозе по городу в расстегнутом пальто, заболел воспалением легких. Разочаровавшись в докторах, прибег к старому казацкому способу - пустил кровь. К весне полегчало, а летом на кумысе он совсем поправился.
Одну холодную пустую комнату в суриковской квартире, с разбросанными по полу тощими тюбиками красок и двумя сломанными стульями, перегораживал огромный холст. Чтобы охватить взглядом все полотно, художник должен был искоса смотреть на него из соседней, жилой комнаты, куда постоянно забегал, натыкаясь на жену и дочерей.
Это могучее полотно, героем которого выступал народ, публика впервые увидела на открывшейся 13 марта 1881 года очередной выставке передвижников. В тот день народовольцы взорвали бомбой Александра II. На посетителей выставки картина производила большое впечатление, а в снисходительно-сдержанных похвалах критики сквозило явное непонимание ее своеобразия.
Он же тем временем, не давая себе передышки, приступил к работе над «Меншиковым в Березове». С необычайной живостью коренного сибиряка представил себе затерянный на берегу Сосьвы городок и избу, в которой доживал с семьей последние годы опальный сподвижник Петра Великого. Готовясь к воплощению поистине шекспировского замысла, Суриков пристально изучал исторические документы и бытовые реалии, изображения некогда всесильного временщика.
Тема, сюжет будущей картины прояснились, а вот композиция никак не складывалась в авторском воображении. Лето 1881 года Василий Иванович проводил с семьей в подмосковной Перерве. Стояли дождливые дни. Суриков сидел у стола перед раскольничьей божницей. Родные собрались рядом в грустном ожидании хорошей погоды. И вдруг его, словно молнией, озарило: вот оно! Меншиков в Березове. Картина представилась ему во всех деталях.
Лица младших детей героя картины он нашел на следующий день в Москве, куда срочно поехал за красками. А старшую дочь Меншикова, Марию, изобразил в облике своей любимой жены. Так родилась вторая часть суриковской живописной трилогии страдания: казнь стрельцов, ссылка Меншикова, заточение боярыни Морозовой.
Одним из первых подлинное значение Сурикова понял Павел Третьяков. Он приобрел для своей знаменитой галереи «Утро», «Меншикова» и последующие суриковские работы. Полученные деньги позволили художнику после восьми лет непрерывного труда отправиться с женой и дочерьми в длительное заграничное путешествие. Василий Иванович ехал не на отдых, а на «стажировку», от которой когда-то отказался стипендиатом Академии художеств. Его ждали сокровища европейских музейных собраний.
Слава и материальное благополучие не изменили художника. Все знавшие его отмечали редкостную скромность Сурикова, простоту уклада жизни, которую он вел в кругу своей семьи. В этой жизни было мало внешних событий, но она отличалась внутренней насыщенностью и гармонией, полностью подчиняясь неустанному подвижническому труду. Жил он с женой и дочерьми все в той же маленькой квартирке, напоминавшей вещами и обстановкой о сибирских корнях хозяина. В счастливые минуты Василий Иванович снимал со стены гитару и напевал старинные песни. При первой возможности отправлялся на родину, в Красноярск, где создал замечательные психологические портреты земляков, «Сибирскую красавицу», «Горожанку», серию акварельных зарисовок.
В разгар работы семью постигло страшное горе -весной 1888 года скончалась Елизавета Августовна. Долго еще Суриков в дождь и снег бегал на Ваганьковское кладбище к могиле жены и больше года не в силах был вернуться к работе. Только в 1895 году постаревший и поседевший художник закончил свою следующую программную картину «Покорение Сибири Ермаком».
«Степан Разин» стал последним завершенным шедевром в творческой биографии Сурикова, показанным на выставке передвижников 1906 года. А в 1907 году он вышел из утратившего к тому времени свой передовой дух Товарищества передвижных художественных выставок и примкнул к Союзу русских художников. Ему неоднократно предлагали профессуру в Академии художеств и в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.
Однако Суриков отказывался, ибо слишком дорожил творческой свободой. Его имя, его мощная личность обрастали легендами. Вспыльчивый и нетерпеливый, но прямой и искренний, он по-прежнему не любил досужих советчиков и мало кого пускал к себе в мастерскую. Зато уж тем, кого пускал, вываливал из сундука прямо на пол этюды и эскизы, усаживаясь в своей характерной манере верхом на стул.
Закат жизни Сурикова скрашивали любимые дочери и немногочисленные друзья, включая Репина. С ними мог пошутить, попеть под гитару, поделиться сокровенным. Часто сокрушался, что не написал в разные годы портреты покойной жены, которые напоминали бы ему о ней. На позднем автопортрете мастера мы видим умудренного опытом непреклонного человека, затаившего на дне глаз усталость и печаль.
Василий Иванович успел еще в компании мужа своей старшей дочери, талантливого художника Петра Кончаловского, совершить плодотворное путешествие в Испанию, где оба они не только наслаждались впечатлениями, но и интенсивно работали. Недаром многие суриковские акварели и рисунки испанского цикла стоят на уровне его высших достижений. Увы, Сурикову было уже под семьдесят. Времени и сил не хватало. Известие о начале Первой мировой войны глубоко потрясло его. Могучее здоровье сибиряка стало быстро сдавать.
Ему вдруг стало тесно дома. Хотелось, вероятно, заглушить поездками сердечную боль и тоску. В 1914 году он в последний раз надолго уехал в Красноярск. Летом 15-го пробовал было лечиться в Крыму, но быстро сбежал оттуда в Москву и лег в санаторий. Не выдержал и там. Вернулся в опустевшую квартиру и 19 марта 1916 года скоропостижно скончался от ишемической болезни сердца. Похоронили Василия Ивановича Сурикова, по его просьбе, рядом с могилой жены, на Ваганьковском кладбище.
Автор биографии: Юрий Осипов
