Художник Карл Брюллов и графиня Юлия Самойлова - биография, личная жизнь: история любви

В биография отношений графини Юлии Самойловой и Карла Брюллова удивляли даже весьма фривольную "Русскую Италию". "Правила могли существовать для всех, но только не для меня и не для Карла", говорила графиня.

Их можно было бы назвать идеальной парой: он воплотил мечту одной из богатейших женщин России о достойном объекте для преклонения, она - мечту великого художника об идеальной красоте. Но их встречу почему-то упорно называют роковой.

Карл Брюллов и Юлия Самойлова впервые увидели друг друга в 1830 году в Италии, в знаменитом салоне княгини Зенеиды - Зинаиды Волконской. Они оба были уже зрелыми, состоявшимися людьми, и это была встреча двух звезд, хоть и не равных. Все же графиня Юлия Павловна Самойлова была аристократкой высшей пробы. А Карл Павлович Брюллов - всего лишь художником. Правда, таким, чьи картины пользовались в Европе огромной популярностью, и сама графиня, будучи увлеченным коллекционером живописи, называла их «чудесами Брюллова».

Юлия Павловна влюблялась часто и легко вступала в отношения более близкие, чем было позволено в ту эпоху женщине, желавшей слыть почтенной и добродетельной. Впрочем, Самойловой было все равно, что о ней говорят за глаза, и ей даже нравилось, что ее сумасбродство считают возмутительным.

Вызовом обществу было и то, что объектами ее страсти становились исключительно люди творческих профессий: оперные певцы, актеры. композиторы, художники, то есть незнатные. а чаще всего и бедные. Графиня Самойлова их щедро поддерживала, но роль мецената ее в полной мере не удовлетворяла. Ее душа жаждала восторга и преклонения перед настоящим гением. Юлия Павловна полагала своим предназначением бросить свою жизнь и всю свою аристократическую гордость к ногам того, кто ниже ее по происхождению, но много выше по дарованиям.

В лице Карла Брюллова она нашла тот идеал, о котором мечтала. Ведь он и в самом деле был не просто талантлив: он был гением. Настолько погруженным в творчество, что все, не имевшее отношение к живописи, воспринимал как досадную помеху, препятствие на пути к главному - к холсту и кисти. Он бы, вероятно, и не заметил прекрасную графиню, если бы Юлия Павловна не явила собой тот идеал красоты, который Брюллов создал в своем воображении и воплощал на полотнах, не надеясь увидеть во плоти.

Карл Брюллов - биография

Собственно, в этом - создании недостижимой красоты-и состояла цель «художества», которому посвятили себя многие поколения Брюлловых. Прадед Карла Брюллова - француз Жорж Брюлло - был скульптором. В 1773 году он прибыл с двумя сыновьями в Санкт-Петербург и поступил на Императорский фарфоровый завод. Его старший сын Иван Георгиевич тоже стал скульптором. А внук Павел Иванович - резчиком по дереву и графиком. Творческая биография в семье Брюлло, на русский манер переименованных в Брюлловых. не прерывалась. Сыновья Павла Ивановича Брюллова и его супруги, немки Марии Ивановны Шредер, пошли по стопам предков: Александр стал выдающимся архитектором, Карл - величайшим художником эпохи романтизма, а был еще Федор - тоже художник, и вполне востребованный.

Карл Павлович Брюллов родился в Петербурге 23 декабря 1799 года. В детстве был чрезвычайно болезненным и слабым, до семи лет практически не покидал постели и как сам считал - именно вынужденная неподвижность и одиночество приучили его получать наслаждение от созерцания прекрасного: ведь других развлечений, кроме созерцания, у него не было. Как только Карл окреп, отец стал заниматься с ним рисованием и сразу заметил у мальчика талант, который принялся развивать, иной раз - весьма суровыми методами. Бывало, даже не позволял сыну обедать со всеми, если тот не выполнял вовремя и как следует заданного ему рисунка. Зато в художественную академию Карл поступил десяти лет от роду, одновременно со старшим братом Александром, и уже рисовал лучше всех своих соучеников.

Учился он отлично, его работы неизменно вызывали восхищение у преподавателей. При этом Карл Брюллов сумел так себя поставить, что стал для однокашников не объектом зависти, а признанным лидером. Он помогал приятелям, выправляя их работы, а в качестве «платы» просил только одно: чтобы ему читали вслух, пока он рисует. Так юному Брюллову удавалось постигать все прочие науки, уделяя больше всего времени главному - творчеству. В 1821 году Карл Брюллов при выпуске из академии получил аттестат 1-й степени и большую золотую медаль за картину «Явление Божие Аврааму в виде трёх ангелов».

Братья Брюлловы поселились в деревянных мастерских при строившемся Исаа-киевском соборе. Карл получал много частных заказов и неплохо зарабатывал. Но сам доволен своими успехами не был. Он мечтал продолжить обучение в Италии: именно там традиционно проходили становление художники и скульпторы. Его мечта сбылась в 1822 году, когда недавно созданное Общество поощрения художников сделало Карла и Александра Брюлловых первыми «пенсионерами»: им было оплачено заграничное путешествие, проживание и заказано за солидное вознаграждение сделать списки картин знаменитых итальянских мастеров. Копии классиков предполагалось пересылались в Россию с тем, чтобы их изучали студенты, не имевшие возможности знакомиться с оригиналами.

В Италию братья ехали через Германию и Францию, и путешествие растянулось на год: в каждом городе, где останавливались Карл и Александр, они непременно задерживались, чтобы посетить музеи и осмотреть архитектурные шедевры. По сути дела, ужр само это путешествие стало для них продолжением обучения. Только 2 мая 1823 года братья Брюлловы въехали в Рим. Предполагалось, что они проведут в Италии 4 года. Карл задержался здесь на 13 лет.

Копирование работ великих мастеров Карла Брюллова не утомляло, хотя и отнимало много времени от его собственных полотен. Только на «Афинскую школу» Рафаэля ушло 4 года. Копию эту французский писатель Стендаль назвал прекрасным комментарием, с помощью которого зрители «полностью поняли текст старого мастера». «Между тем, - писал об итальянском периоде в биографии Карла Брюллова Александр Пушкин, - в голове его уже шаталась поколебленная Помпея, кумиры падали, народ бежал по тесной улице, чудесно освещенной Волканом...»

Александр Брюллов «музейной скуки» не выдержал, уехал во Францию учиться архитектуре. затем вернулся в Россию и женился. «Я никогда не женюсь. Жена моя - художество». - написал Карл в 1830 году в поздравительном письме брату, недавно получившему заказ на строительство двух роскошных домов для графини Самойловой. Один - в имении Графская Славянка под Петербургом, другой - на Елагином острове. Собственно, с разговора о Графской Славянке в салоне Зинаиды Волконской и началось знакомство 30-летнего Карла Брюллова и, как полагают, 27-летней Юлии Самойловой.

Юлия Павловна Самойлова - биография

Удивительно, но точная дата рождения в биографии Юлии Павловны Самойловой, урожденной Пален, неизвестна. Документов не сохранилось. И вообще от земного бытия этой некогда знаменитой красавицы осталось очень немного: несколько портретов, писем, развалины ее имения и склеп на парижском кладбище Пер-Лашез. Проведя большую часть жизни за границей, Юлия Павловна почти не оставила следов в биографических мемуарах соотечественников. Сегодня больше известно о ее предках, среди которых числились Воронцовы. Потемкины, Энгельгардты, Скавронские, чем о ней самой.

Благодаря женитьбе Петра Великого на Марте Скавронской, которая стала матерью его детей и в русской истории осталась под именем Екатерины. Юлия Павловна приходилась родственницей, хоть и дальней, российским императорам. Ее называли «последней из Скавронских», потому что именно она стала единственной наследницей гигантского состояния своего деда Мартына Скавронского.

Ее мать, Мария Павловна Скавронская, первым браком была за графом Павлом Петровичем Паленом, и он официально считался отцом Юлии. Однако ярко выраженная южная красота девочки внушала сомнение в том, кто же на самом деле был ее отцом. Тем более что отчимом Марии Павловны был итальянец, граф Джулио Ренато Литта-Вискон-ти-Арезе, известный в России как Юлий Помпеевич Литта.

В свете шептались, что отчима и падчерицу связывали чрезмерно нежные отношения, результатом которых и стало рождение прелестной малышки со смоляными кудрями, бархатными глазами и личиком итальянской мадонны. И назвали ее словно бы в его честь... Еще более упрочились подозрения, когда выяснилось, что все свое немалое наследство и уникальные художественные коллекции Литта разделил на три части: между двумя своими внебрачными детьми, которых он признал, и Юлией.

Впрочем, это событие из биографии Юлии мало что добавило к скандальному ореолу семейства Пален. Особенно после того, как мать бросила дочь и графа и уехала якобы учиться пению в Париж, где встретила генерала Адама Петровича Ожаровского, влюбилась в него, потребовала развода с Паленом и второй раз вышла замуж.

Известно было, что и родная сестра матери Юлии, знаменитая красавица Екатерина Павловна Скавронская, будучи замужем за Багратионом, так отчаянно ему изменяла, что даже в Европе прославилась как «обнаженный ангел» - из-за своих вызывающе открытых платьев. Да и по линии отца родня была под стать -дед Юлии, Петр Алексеевич Пален, считался организатором убийства императора Павла I.

Юлия Пален, красавица, да еще с фантастическим приданым, долго не могла найти себе подходящего жениха. Блистала в свете, кружила головы, но замуж не торопилась. Ею восхищались: «Красива, умна, прелестна, обворожительно любезна». Александр Пушкин посвятил ей стихотворение «Красавица»:



Ходил слух, будто графиня состояла в связи с большим ценителем женской красоты императором Александром I. Будто бы он и настоял, чтобы Юлия вышла замуж за сватавшегося к ней графа Николая Александровича Самойлова, флигель-адъютанта императора. Он был из родовитой семьи и собой хорош, к тому же достаточно богат, чтобы его нельзя было заподозрить в корыстном желании жениться на богатой наследнице.

Брак их был неудачен, и через несколько месяцев они решили расстаться, причем Самойлов благородно вернул приданое жены. Романтично настроенные современники видели причину этого в том, что Самойлов якобы любил другую, а к браку с красавицей Пален его вынудили. Более приземленные натуры припоминали. что молодой муж играл и кутил, да и Юлия Павловна была мужу неверна.

Они уже жили раздельно, но тут до нее дошла весть о том. что в декабре 1825 года Николай Александрович был взят под арест по подозрению в участии в заговоре декабристов. Высочайшим повелением его освободили и сняли с него все подозрения, но на самом-то деле в Северном обществе граф Самойлов состоял, хоть и не участвовал в восстании. Стоило Юлии Павловне узнать, что ее скучный великосветский муж оказался бунтарем, как она торжественно вернулась к нему и даже прожила с ним несколько месяцев, пока окончательно в нем не разочаровалась.

Впрочем, это никак не изменило ее восторженного отношения к бунтарям-декабристам, которыми она открыто восхищалась, как и их женами, отправившимися за мужьями в Сибирь, чем естественным образом вызвала недовольство Николая I. Еще более императора раздражала запредельная роскошь отстроенного Александром Брюлловым в 1931 году ее имения в Графской Славянке и устраиваемых там празднеств. Они привлекали больше светской публики, чем расположенный неподалеку Павловск. Император предложил Самойловой продать Графскую Славянку в казну. Юлия Павловна отказалась. Молва приписывала ей дерзкий ответ Николаю I: «Ваше величество, мои гости ездили не в Славянку, а лишь ради того, чтобы видеть меня, и где бы я ни появилась, ко мне ездить не перестанут».

От лица императора ей посоветовали не забывать о сдержанности в словах и чувстве меры - или же покинуть страну. Самойлова ответила знаменитой фразой, обошедшей весь вольнодумный Петербург: «Моя дерзость не превосходит той меры, какая приличествует в приватной беседе между двумя родственниками», и уехала в Италию, которая стала ее второй родиной и где она опять же окружила себя кричащей роскошью и вольнодумцами.

У Самойловой был дворец в Милане и вилла «Юлия» на озере Комо, она дружила с композиторами Россини и Доницетти, оплачивала постановки оперных спектаклей в «Ла Скала», была завсегдатаем литературного салона Зинаиды Волконской и интересовалась католицизмом, который был в моде среди просвещенных русских дворян того периода, ну а главным ее увлечением было - покровительствовать талантливым, но бедным художникам, музыкантам, актерам.

Карл Брюллов не был так уж беден, чтобы графиня Самойлова имела возможность его опекать. К тому же среди русских, живущих в Италии, он слыл оригиналом не меньшим, чем графиня. Он отказывался рисовать портреты, даже когда ему обещали две цены за картину, и при этом мог, увидев красавицу, как однажды случилось с баронессой Меллер-Закомельской, которую в тот момент рисовал прославленный художник Бруни, притулиться в сторонке и создать портрет, в восторге от которого плакали и Бруни, и баронесса. И оставить его неоконченным.

Баронесса писала, что, «понимая невозможность соблазнить его деньгами, все же распорядилась, чтобы ее банкир немедленно выплатил ему четыре тысячи, а после окончания портрета еще четыре». Но Брюллов отказался. А когда баронесса попросила его «вспомнить, что когда-то вы сию любили и работали con аmоге», Брюллов отвечал: нет amore - нет картины.

«Брюллов меня бесит, - писала о нем княгиня Долгорукая. - Я его просила прийти ко мне, я стучалась к нему в мастерскую, но он не показался. .. Вчера я думала застать его у князя Гагарина, но он не пришел. Одним словом, я отчаялась заполучить его. Это оригинал, для которого не существует доводов рассудка».

Графиня Самойлова никогда не просила его прийти. Она сама пришла к нему в его римскую мастерскую, когда Брюлов работал над «Последним днем Помпеи». До нее дошли слухи, что он давно уже ищет натурщицу для центральной фигуры композиции, и она готова выделить ему столько времени, сколько потребуется для работы.

Появление в мастерской графини Самойловой обернулось трагедией. Одна из натурщиц художника, француженка Аделаида Демулен, покончила с собой. Когда-то Аделаида работала у жившего в Италии художника Сильвестра Щедрина, затем перешла к Брюллову и страстно влюбилась в него. Она так ревновала к Самойловой, что буквально засыпала Брюллова письмами с просьбами о встрече. Тот, увлеченный Самойловой, их не читал и даже не распечатывал. А потом Аделаида утопилась в Тибре.

На ее похороны Брюллов не пошел, из-за чего почти весь «русский Рим» обвинил его в жестокосердии - кто-то пустил по рукам списки любовных писем Аделаиды к художнику. Только самые близкие друзья - художник Орест Кипренский и князь Гагарин - сочувствовали Брюллову. Карл и не ожидал, что среди тех, кому он не безразличен, окажется и графиня Самойлова. Узнав о трагедии, она тут же приехала за Брюлловым и увезла его к себе в Неаполь, пообещав Карлу, что там, ближе к Помпеям, ему будет лучше работаться над его картиной.

Он писал Самойлову снова и снова - и в эскизах к «Помпее», и просто портреты в разных ракурсах. Он не успевал их закончить -ей было жалко времени для собственных портретов, и они громоздились в зале, который графиня отвела ему для мастерской. Юлия Павловна появлялась и в образе итальянок на его жанровых картинах. По удивительному стечению обстоятельств почти все его «прекрасные итальянки», запечатленные им еще до встречи с графиней, были похожи на нее настолько, что позднее исследователи творчества Брюллова считали, что и в «Итальянском полдне», и даже в «Итальянском утре» изображена Самойлова.

Николай Гоголь, не зная о страсти Брюллова, так описывал женщин на его картинах: «Она не женщина Рафаэля, с тонкими, незаметными, ангельскими чертами. - она женщина страстная, сверкающая, южная, италианская во всей красоте полудня, мощная, крепкая, пылающая всей роскошью страсти, всем могуществом красоты, -прекрасная как женщина».

Так оно и было. Иначе бы Юлия Самойлова не стала его музой и вдохновительницей двух главных его полотен - «Всадницы» и «Последнего дня Помпеи». «Всадницу» она ему заказала, а на многофигурном «Последнем дне Помпеи» прекрасное лицо Самойловой запечатлено несколько раз. Речисто признаваться в любви Брюллов не умел. Его признанием стали картины.

Немного сохранилось ее посланий к «Бришке драгоценному», как называла она Брюллова, но те, которые уцелели, полны нежности: «Мой дружка Бришка... Люблю тебя более, чем изъяснить умею, обнимаю тебя и до гроба буду душевно тебе привержена».

«Я поручаю себя твоей дружбе, которая для меня более чем драгоценна, и повторяю тебе, что никто в мире не восхищается тобою и не любит тебя так, как твоя верная подруга Юлия Самойлова».

Отношения Самойловой и Брюллова даже в «русской Италии», известной своими свободными нравами, вызывали удивление. Они были вроде бы вместе, и при этом на личную свободу друг друга никто из них не посягал.

Находясь в разлуке с Брюлловым, Юлия Павловна встречалась с другими мужчинами, что не вызывало ревности у художника, да и сама она без всякой ревности интересовалась его увлечениями. «Скажи мне, где живешь и кого любишь? Нану или другую? - спрашивала она в письме. - Целую тебя и верно буду писать тебе часто, ибо для меня есть счастье с тобой беседовать хотя пером».

Когда графиню как-то спросили об их взаимоотношениях, она якобы ответила: «Между мною и великим Карлом ничего не делалось по вашим правилам... Правила могли существовать для всех, но только не для меня и не для Карла». И тем не менее Самойлова однажды призналась брату Карла, Александру, что они с «Бришкой» страстно хотели соединить свои жизни, но помешали обстоятельства.

Этим обстоятельством было неожиданное, похожее на вспышку безумия увлечение Карла Брюллова юной красавицей Эмилией Тимм.

В 1836 году Брюллов, увенчанный мировой славой после создания полотна «Последний день Помпеи», вернулся в Россию. На родине художника встречали как героя. Его удостоил личной аудиенции государь Николай I. Обрушившуюся на него славу Брюллов расценивал только как возможность написать полотна, о которых всегда мечтал, - на тему российской истории. Он начал работу над картиной «Осада Пскова».

Самойлова тоже навестила родину. Приехала она, чтобы не разлучаться с любимым, или по своим личным делам - неизвестно. Если Самойлова ехала за Брюлловым - ее ожидало разочарование. Ее «Бришка» был с головой увлечен созданием набросков для «Осады Пскова», а потом и вовсе уехал в Псков - рисовать с натуры. Перестал даже отвечать на письма Самойловой. Что оставалось Юлии Павловне? Только одно - блистать в свете, демонстрируя, что ничто не может ее задеть, - даже внезапная холодность человека, связь с которым она никогда не скрывала.

Самойлова вернулась из-за границы и появилась на вокзале в Павловске с целой свитой красавцев - итальянцев и французов. .. ее сочные уста, вздернутый нос и выражение глаз как будто говорили: «Мне нет дела до мнения света!» - вспоминал биографию тех лет художник Петр Соколов. От нее ожидали невероятных поступков, но Самойлова сумела шокировать общество только своей новой привычкой курить трубку.

Зато неожиданная для всех свадьба Брюллова и последовавший за этим скандал потрясли петербуржское общество. Эмилия Тимм была дочерью рижского бургомистра, талантливой пианисткой и выдающейся красавицей, только другого типа, нежели Юлия Павловна Самойлова: белокожая и белокурая, хрупкая, юная, невинная. Карл Павлович писал ее портрет, который нынче хранится в Третьяковской галерее, и с удовольствием слушал ее прекрасное пение. Сам он признавался потом, что не собирался свататься к ней, но родители девушки проявили активность, а он малодушно пошел у них на поводу.

Ему было тридцать девять, Эмилии - девятнадцать, когда 27 января 1839 года состоялось их венчание. По настоянию отца невесты молодые поселились в его доме. Первые недели семейной жизни прошли мирно, но уже 8 марта Карл потребовал развода. Брюллов объяснил свой поступок в одном из писем так: «Я влюбился страстно. Родители невесты, в особенности отец, тотчас составили план женить меня на ней... Девушка так искусно играла роль влюбленной, что я не подозревал обмана. Родители девушки и их приятели оклеветали меня в публике, приписав причину развода совсем другому обстоятельству, стараясь выдать меня за человека, преданного пьянству...

Я так сильно чувствовал свое несчастье, свой позор, разрушение моих надежд на домашнее счастье... что боялся лишиться ума. Злобное ничтожество, стараясь унизить и почернить тех людей, которым публика приписывает талант, обыкновенно представляет их в Италии смертоубийцами, у нас в России пьяницами». При этом он умолчал об истинной причине развода: любовником Эмилии был и после свадьбы оставался ее отец, Федер Тимм.

Юлия Самойлова, спешно приехавшая из Италии, застала Брюллова в состоянии, близком к самоубийству, но сумела выходить его. Лишь для того, чтобы сообщить ему, что она выходит замуж. Художник упросил ее вновь позировать и написал для нее картину «Графиня Ю.П. Самойлова, удаляющаяся с бала» - подарок к ее свадьбе.

Избранником графини стал молодой оперный певец Джованни Пери. Самойлова переехала в Италию, продав Графскую Славянку и все свое недвижимое имущество в России. Она знала, что Пери болен чахоткой, но никак не думала, что болезнь окажется такой скоротечной. Всего через год после свадьбы Пери умер. Юлия Павловна носила траур до конца жизни, но очень любила на длинном шлейфе своего траурного платья катать по натертому паркету бального зала детей многочисленных неудачников от искусства, которые теперь уже со своими семьями жили в ее имении.

С Брюлловым она больше не встречалась, хотя тот тоже вскоре приехал в Италию - умирать. 23 июня 1852 года художник скончался в местечке Марчано неподалеку от Рима и был похоронен на кладбище Монте-Тестаччо.

Юлия Самойлова была в тот момент в Париже и не поехала проводить друга в последний путь. Отправила брату Карла, Александру Брюллову, письмо с коротким соболезнованием о смерти «дорогого и оплакиваемого Бришки, которого я так любила и которым я восхищаюсь как одним из величайших когда-либо существовавших гениев». О том, что она продолжала его любить, знакомые судили по тому, что, даже потеряв все свое состояние и распродав все коллекции, Юлия Павловна не пожелала расстаться только с работами Брюллова.

Друзья Самойловой утверждали, что Брюллов и графиня переписывались вплоть до последних дней жизни художника. Однако письма эти не сохранились.

Автор: Елена Прокофьева