Ну конечно, Людмила Гурченко генерал, причем боевой. «Все, что получилось, все, чего я добилась в этой жизни, я добилась, сражаясь». Не генеральша же, не генеральская жена. Хотя среди ее мужей один «генерал» был уж точно - Иосиф Кобзон. Но она и в личной жизни вождь - командовала всеми своими мужчинами, а иными как хотела, так и вертела.
Ну конечно, Людмила Гурченко генерал, причем боевой. «Все, что получилось, все, чего я добилась в этой жизни, я добилась, сражаясь». Не генеральша же, не генеральская жена. Хотя среди ее мужей один «генерал» был уж точно - Иосиф Кобзон. Но она и в личной жизни вождь - командовала всеми своими мужчинами, а иными как хотела, так и вертела.
Она могла бы дослужиться до звездочек, пусть и не генеральских, но когда-то в молодости отказалась от сотрудничества с органами, правильнее сказать, от сотрудничества, за что дорого поплатилась: получила на десять лет «безвоздушную жизнь». Ирония судьбы: именно чекист Андропов, став первым лицом государства, в 1983 году вдруг присвоил ей звание народной артистки СССР без всяких формальностей. ходатайств, бумажной волокиты - просто под впечатлением от «Вокзала для двоих». Железные тоже плачут.
Она, наверное, уже утомилась от кочующих из заметки в заметку, из сюжета в сюжет восторженных, а в иных устах и лукавых прилагательных: невероятная, недосягаемая, несравненная, неповторимая, неистребимая, независимая, неуемная, неувядаемая, немеркнущая, не... не... не... «Не надо меня хвалить - я хороший, нормальный человек. Да, я вспыльчивая, раздражительная, дураков ненавижу. Терпеть не могу тех, кто медленно соображает, кто лишен чувства юмора, -это калеки. Можно за это меня не любить? Можно, и я разрешаю». Вот поэтому ироничный чин генерала может ее и позабавить.
Писать о Людмиле Марковне сегодня - это как после шоу Дэвида Копперфилда карточные фокусы показывать. Ну чего вы о ней еще не знаете?
Многое о времени и о себе, особенно о первой половине, жизни артистка рассказала в автобиографических книгах. «Мое взрослое детство», «Аплодисменты», «Люся, стоп!» выходили приличными тиражами, сметались с полок. В этих книгах, конечно, хватает самоцензуры, купюр, умолчаний и белых пятен, зато и главное есть-нерв, искренность, живая интонация, легкое дыхание, самоирония. Многим она открыла тогда глаза на себя настоящую.
«Все, что в желтой прессе пишут, я тихо принимаю на себя, в спор нигде не вступаю, Гурченко уже не боится увидеть свое имя в шокирующих заголовках, это в молодости фельетон, карикатура или злая рецензия надолго выбивали ее из седла. - Такая? Да! Сякая? Конечно! Я эту братию много лет уже знаю... Чего только гадкого они обо мне не писали! Меня пресса с двадцати лет начала уничтожать.
Ну а что еще скажет генерал? Поле битвы, как известно, после победы принадлежит мародерам. Именно так назывался спектакль по пьесе Радзинского, который с 1995 года почти десять лет продержался в репертуаре Театра сатиры и где она блистала как приглашенная звезда. Спектакль, как бы ни относиться к его художественным достоинствам, стал еще одним ее триумфом: в середине 60-х именно этот театр, устроив унизительные смотрины, не пожелал брать Гурченко в штат.
Она знает себе цену. Так смогут ли все бульварные листки и пародии нанести ущерб премиальному бренду «Люся Гурченко», почти канонизированному образу всенародной Людмилы Марковны? Да она уже наполовину бронзовая. И памятник, который в 2006 году ей собирались открыть в родном Харькове, раструбили. а после включили задний ход, мол, никак не решим, где лучше его установить, уже стоит. Нерукотворный. В сердцах миллионов поклонников ее таланта. И как прав был один теледеятель, в подпитии заявивший однажды Гурченко: «Тебя же никто не любит, кроме народа!»
Народ влюбился в нее, 21 -летнюю студентку ВГИКСа. в конце 1956 года после премьеры «Карнавальной ночи». Эта звездная «Ночь» - второй фильм в списке ее киноработ. Первый фильм, где роль была эпизодической, носил символическое название - «Дорога правды». С этой дороги она уже не свернет: «Актер - это болезнь. И если живешь честно, болея, пропуская через себя все несправедливое, то боль в сердце опережает движение разума. Ах эти слезы, нервы, переутомления, депрессии, бессонницы...
После некрасивой истории с харьковским изваянием, а она четко предупредила, прослышав о затее: «Никаких памятников. Пожалуйста, прошу вас», Гурченко написала чиновникам-землякам открытое и от волнения слегка сумбурное письмо, его опубликовал «Труд». Она в нем припомнила и обиды, нанесенные малой родиной «какой-то выскочке с Клочковской» после ошеломительного успеха «Карнавалыюй ночи», и отсутствие моральной поддержки в годы, когда ей перекрыли кислород...
И все-таки именно с Харьковом, где прожита «огромная семнадцатилетняя жизнь», связаны трепетнейшие ее воспоминания.
«Из роддома меня привезли на извозчике. Такси в Харькове в 1935 году были еще редкостью... Комнатa была подвальной, с одним окном. Я видела в окно только ноги прохожих. Мне было интересно определять по обуви и юбкам своих соседей. Прямо под окном стоял стол. Слева - буфет. В 6yфете на верхней полке в вазе постоянно лежали конфеты. Я их получала за свои «выступления». А выступала я перед всеми, кто попадал к нам в дом».
Когда накануне 2010 года народную артистку стали расспрашивать про самый памятный Новый год, она рассказала, как после новогодней елки, которую ее папа-баянист и мама-массовик проводили во Дворце пионеров, они все вместе возвращались домой: «Шел крупный снег. Я знала, что меня ждет что-то необыкновенное. Папа говорил мне: «Ты будешь актрисой, тебя весь мир будет знать, а женихи все окна повыбивают!..»
Город пшаны и поэтов, беспощадно описанный Эдуардом Лимоновым в харьковской трилогии. не был городом Гурченко. В ее Харькове тоже хватало романтики, воровской в том числе, но с подростком Савенко и другими «молодыми негодяями» ученица женской школы №6 ходила по разным тропам.
«Я никого не знала из харьковской богемы. Это потом я прочла «Эдичку» - уже ездила за границу и оттуда тихонько привезла, поскольку я была в делегации и меня никто не проверял. И друзьям говорила дрожащим голосом: «Я привезла Лимонова..
Xapькiв до сих пор нет-нет да и прорвется в ее прононсе: «Я много натерпелась в Москве из-за харьковских интонаций и своеобразного произношения. Говорят, что есть только три города, которые накладывают неповторимый отпечаток на речь: Харьков, Ростов и, конечно, Одесса. В шутку говорили, что таким, как я, из-за дефектов речи нужно давать группу инвалидности. А теперь я вполне сносно говорю по-московски - «булошная», «коришневый».
Но разве это речь? Так, как говорил мой папа, не говорил никто».
В том нашумевшем открытом письме чиновникам она, почетная гражданка Харькова, прямо заявила, что ноги ее там больше не будет-ни живой, ни бронзовой: «А мой родной город пусть останется в книжках. Город, с которым я вместе пережила войну, двойную оккупацию, с которым вместе поднималась и возрождалась; город, где на улице Клочковской в полуподвале рождалась и крепла мечта быть актрисой. Прощай, любимый город...»
«Чао, Люся!» и «сучка с сумочкой» - самое мягкое, что ответили на послание возмущенные земляки на своем харковском сайте.
Расплевались. К счастью, она всего этого не читала - не умеет пользоваться Интернетом: «В технике я темный человек. В мобильнике с трудом разбираюсь».
Однако история на этом не закончилась. Совсем недавно, в августе, средства массовой информации разнесли радостную весть: «Гурченко простила Харьков». Звезда согласилась приехать и выступить на концерте в честь Дня города. Злые языки уточнили: проглотить обиду ее вынудила сложная финансовая ситуация -у большой артистки и траты большие, мол. борьба с возрастом влетает в копеечку. Сама же Гурченко возмущалась нещадно: День Харькова совпадает с днем освобождения ее города, святой для нее даты.
А рецепт ее молодости известен давно и всем. «Гурченко снова помолодела!» - язвит желтая пресса. Ну так она уже и сама не делает тайны из визитов к пластическим хирургам, не вешает лапшу о волшебной пользе контрастного душа, детского крема и зеленого чая. Ну нету нее молодильных яблок. Наоборот, говорит, что даже зapядкy по утрам не делает.
Вот она вспоминает золотые годы своей карьеры: «У меня тогда еще явных изъянов не было, но. как только в конце 70-х появились, я без всяких колебаний - шарах». И кто она после этого, как не тургеневский нигилист Базаров, уверенный, что природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник: «У меня среднее лицо, которое я могу получше подделать».
Рекордсменка по подтяжкам? Королева пластики? Да ради бога. «Мое лицо - моя зарплата» - один из ее афоризмов. Она хотела бы окутать свою частную жизнь тайной и, как Любовь Орлова, вести борьбу с возрастом без подробностей и участия прессы, лишь предъявляя сногсшибательный результат, да времена другие: каждый шаг на виду, однажды беспардонный папарацци проник к ней даже в палату кремлевской больницы.
«Вы что. думаете, я каждый день себе что-то утягиваю, подрезаю, подшиваю? Отнюдь». Ее не пугают ни предостережения врачей, ни обывательские насмешки. «Делала и буду делать. До гроба. Мне кажется, я так плохо выгляжу... Хочу быть лучше! - спокойно кидает она в телекамеру. - Хорошо - это мало. Мне же на сцену выходить».
Она убеждена: женщина имеет право плохо выглядеть только в том случае, если больна. Ей, Гурченко, больной ли, здоровой, на сцену выходить. И она выходит, выпархивает в золотом оперении - да, под перешептывания публики про то ли девятую, то ли уже семнадцатую -акулы пера сбились со счета - операцию, но и под гром аплодисментов, под стоячую овацию.
И главное сегодня не то, что вопреки паспортным данным она выглядит, как минимум, лет на тридцать моложе, или что является «бессменным эталоном стиля» - определение историка моды Васильева. В свои почтенные годы Гурченко все время в движении, в поиске, в экспериментах: «Без работы я такая становлюсь примитивная, скучная и тупая». Она сама себе находит поле деятельности: «Меня все время что-то внутри подталкивает: крутись!» Она актуальна, или, как сегодня говорят, в тренде. «Прощай. Двадцатый!..» -сказала она веку минувшему, назвав так концертную программу, и отважно прыгнула в двадцать первый.
И с годами не оставляет высоты, а берет новые - совсем недавно дебютировала в качестве кинорежиссера, сняв фильм «Пестрые сумерки» - 96-й в списке ее актерских работ. Сыграла в нем, по сути, саму себя, звезду в мудром возрасте, которая помогает пробиться слепому юноше-пианисту. Работала бесплатно - снимала на взятые в кредит деньги. И уже мечтает о новой ленте. Нет, она по-прежнему, как сформулировал Эльдар Рязанов, «атомная электростанция».
Можно представить, как тяжело дались такому неугомонному человеку годы простоя, выпавшие на ее творческую судьбу в 60-х. Тогда она, полузапрещенная, «бросалась на все эпизоды, ролишки и концерты». Работа - ее религия. съемочный павильон - ее храм. И здесь Гурченко одержима похлеще любой боярыни Морозовой - до фанатизма, до разбитых коленей. В одной из своих книг она писала: «Однажды на встрече со зрителями Никита Михалков сказал, что есть актрисы, которые семью, ребенка не променяют на хорошую роль. И, покосивпшсь в мою сторону, сказал, что «она» за хорошую роль может поджечь свой дом, сама принесет керосин - потом будет раскаяние, суд, но роль она сыграет. Я тогда аж сжалась вся...»
Рассказывая о своей жизни, Людмила Марковна прочерчивает пунктир от «Карнавальной ночи» (1956) к «Старым стенам» (1973). Все, что было между этими двумя фильмами, считает потерянным временем. Именно с производственной мелодрамы Виктора Трегубовича про директора ткацкой фабрики, принесшей актрисе Госпремию РСФСР, начинается не просто новый виток ее карьеры. Начинастся другая Гурченко. Она востребованна, как мало кто из ее поколения. И у нее налаживается, наконец, личная жизнь.
Говоря о звезде такого масштаба, как Гурченко. обязательно говорят о ее мужьях - эта грань жизни волнует народ ничуть не меньше фильмографии. С их числом, как с пластическими операциями, все непросто - источники в цифрах путаются. Даже ее предпоследний спутник пожимает плечами: «Я понятия не имею, сколько их было». То же самое - с порядковыми номерами и количеством совместно прожитых лет. А спросить у самой... Не исключено, что вместо точного ответа можно получить по лбу: кого-то из прежних возлюбленных она за мужа не считала, так, увлечение. «Вообще я человек очень увлекающийся... Но любовь у меня всегда была одна-большая, искренняя, чувственная, преданная. Вот только объекты менялись».
В списке ее спутников - довольно известные люди, сыновья знаменитостей или, как и она, пробившиеся из грязи в князи.
Первый официальный - Борис Андроникашвили, сценарист, сын репрессированного писателя Бориса Пильняка. По матери, чью фамилию он носил, Борис принадлежал к старинному княжескому роду, его теткой была легенда грузинского кино Нато Вачнадзе, а двоюродными братьями режиссеры Георгий и Эльдар Шенгелая. Познакомились во ВГИКе: увидев его в студенческой столовой, звезда «Карнавальной ночи» от потрясения выронила поднос - настолько выдающейся внешностью обладал Борис. Позднее она сравнит его с первым красавцем Голливуда Робертом Тейлором и скажет: «Прекрасен, но чужой...» Они прожили три года, развелись в 1962-м. От этого союза в 1959 году появилась дочь Мария - единственный ее ребенок. А князя Бориса в гурченковской семье будут называть не по имени, а «отец нашей Маши».
Говорили, будто Андроникашвили у Гурченко «увела» другая актриса, грандиозная Нонна Мордюкова. И ради этого отважная казачка даже перекрасилась в блондинку. Вранье. У них с Гурченко большая была любовь, - незадолго до смерти деликатно вспоминала Нонна Викторовна в интервью. -Да что-то не склеилось. Расходились они тяжело - оба плакали... Я знаю причину, по которой их брак распался, но не скажу, потому что это не моя тайна - другой семьи».
Вторым мужем стал артист-малоизвестный, но зато красавец и сын самой Ангелины Степановой, легенды и парторга МХАТа, и писателя Александра Фадеева, правда, автор «Молодой гвардии» приходился ему приемным отцом, тоже Александр. Брак длился недолго: импульсивный и добрый Фадеев-младший оказался склонен к пьянству, профессиональную невостребованность восполнял кутежами в ресторане. Гурченко потакать его слабости не стала, хотя когда она не снималась, по стране ходили слухи, что это все из-за ее романа с алкоголем.
От Фадеева актрисе осталась квартира на «Маяковке» - так, во всяком случае, утверждал ее третий муж, певец Иосиф Кобзон. У Гурченко иная версия: «Я купила квартиру на «Маяковской». Мы жили там с Сашей Фадеевым»».
В отличие от Людмилы Марковны, Иосиф Давыдович охотно рассказывал во многих интервью об их совместном житье-бытье: «В 1967 году я соверитенно случайно встретился с мадам Гурченко. Самым посещаемым местом тогда был ресторан ВТО (Всероссийского театрального общества.). Вот там мы и познакомились. К тому моменту после «Карнавальной ночи» прошло уже более десяти лет, Гурченко успела поработать в «Современнике» и была безумно популярна...»
«Безумно популярна». Так ли? По словам Людмилы Марковны, это были глухие годы ее забвения и безработицы. Серьезных ролей в кино не предлагали. Несерьезных тоже. А три года в театре «Современник» она вспоминает без восторга - играла проходные роли во вторых составах, но с благодарностью - нayчили «знать свое место, не стесняться «кушать подано», уметь быть шестым лебедем справа», а главное - из каждой реплики вынимать, выжимать все.
На период службы в театре пришелся ее недолгий роман с Игорем Квашой. «первачом» и одним из основателей «Современника». Хотя этот страшно популярный театр предпочитал пьссы живых авторов, в 1964 году Кваша решил гюставить ростановского «Сирано де Вержерака», где сыграл - в очередь с Михаилом Козаковым- главную роль. Гурченко в разгар того романа была назначена Роксаной. «Не моя роль, природа не та...» - признает она потом. Не выстрелила. Успеха спектакль не имел...
В другом интервью Кобзон утверждал, будто на момент их встречи «она пребывала в жуткой депрессии - ее популярность сильно упала. Вот в такой момент я и подставил ей плечо». Это ближе к истине. Как и другое его наблюдение: «Она очень талантливый человек. безумно! Все, к чему ни прикасается, ей подвластно. Но... она абсолютно некоммуникабельный человек, бескомпромиссный...»
Нежелание идти на компромиссы и уступки - комплимент человеку искусства, а для семейной жизни - однозначно катастрофа. Решение разойтись они пришли там же, где встретились. - в ресторане.
«Говорят, давайте примеры, чтобы было яснее, почему вы расстались. Какие примеры? Что? Я должен в постель вас приглашать? -подытожил Кобзон в своей мемуарной книге «Как перед Богом», вышедшей пять лет назад. -Просто было много проблем. Ну вот и начиналось выяснение отношений... Ты с кем? А ты с кем? То она задержалась, то я задержался. Постоянные такие подозрения... Я не могу сказать, что я больше давал поводов! У нее тоже было достаточно возможностей, так сказать, поддаваться соблазну...»
Отношения с Кобзоном были расторгнуты в 1970-м. «После Людмилы был какой-то тяжелый год... - всгюминает певец. - Не то что поисков и раздумий, но какая-то депрессия была. Да. Тяжело мы с ней расставались... Инициатива была взаимной. Люсю я всегда вспоминаю с большой благодарностью, потому что считаю, что за короткий период нашей совместной жизни я получил от нее много хорошего».
Гурченко же о союзе с Кобзоном отзывается, как о «жуткой ошибке»: «А мне-то запомнилось, что три года после этого я не могла себе представить рядом ни одного человека. Одной, только одной. Боже сохрани. Никогда. Ни за что. Нет, нет».
В 1972 году на съемках мюзикла «Летние сны» она познакомилась с артистом Анатолием Веденкиным, он был моложе на семь лет. С ним Гурченко прожила больше года, но предпочитает об этом не говорить.
Следующий брак оказался продолжительным - по ее словам, семнадцать с половиной лет, по его - на год больше. Очередным мужем, гражданским - она уже не верила «бракам на бумаге», все они приводили к разводу, - стал Константин Купервейс, «никому не известный» пианист. Он был младше ее па 13 лет, что по тем временам шокировало, и, чтобы выглядеть постарше и посолиднее, отпустил усы.
Константин появился в жизни Гурченко в июле 1973 года, в сложнейший период - умер Марк Гаврилович, ее горячо любимый, обожаемый папа. Время одиночества и боли. «Какие-то люди ухаживали, но это не то все, а тут человек мягкий, умный, умеющий расположить. Тогда, в 23 года, во многом он был инфантилен, но с годами превращался в мужчину».
«Люся сказала поразительную вещь, - уже после ухода от нее вспоминал Константин. -Она верила, что Бог, забрав отца, послал ей меня и что есть некая мистическая связь между его уходом и моим появлением в ее жизни».
Бог. На вопрос о вере - понятно. что при Брежневе журналисты ее об этом не спрашивали - Гурченко всегда отвечает, что «не религиозна». Может, понимает, что занимается не самым богоугодным делом. В недавнем спектакле «Паб» по пьесе братьев Пресняковых она сыграла дьявола: «Опасное дело. Но роль безумно интересная». К Всевышнему у нее есть одна претензия: «Бог наградил меня многим, но не дал мне, я бы сказала, бескомпромиссной внешности».
В советские времена она порой «тихонечко ходила в церковь», когда же после перестройки там появились бывшие партийные секретари со свечками, она не захотела быть среди них: «Очень, очень многие ударились в религию. Зайдешь в церковь, посмотришь на людей, и кажется, что почти все там - сплошь актеры». Тем не менее, пытаясь спасти отношения с Купервейсом, Людмила Марковна понадеялась на Божью помощь и в 1991 году даже повела Константина под венец - они венчались в Севастополе, где когда-то давно провели счастливый медовый месяц.
Купервейс всегда находился в тени звездной супруги - и как мужчина, и как артист, она его никак не пиарила и не раскручивала. «Костя у меня скромный»». А он лично - это не анекдот - написал в трудовой книжке в графе «специальность»: «муж Гурченко». Он 6ыл ее бессменым аккомпаниатором, администратором, секретарем шофером, нянькой и даже поваром. Когда же «вырвался на свободу и получил свои 15 минут славы, восклицал в интервью: «Сколько души было отдано ей, все было подчинено ей, ее карьере, ее жизни. Она создала свои лучшие роли в кино, спела лучшие песни, написала лучшую книгу «Мое взрослое детство», которую я знаю наизусть. Были замечательные вечера, и дни, и недели, и месяцы, и годы... И никто не собирается этого зачеркивать».
Однако Людмила Марковна в число «незачеркивателей» не вошла. Супруга, сбежавшего из золотой клетки, из квартиры с антиквариатом, от примадонны - к продавщице. она в телеэфире объявила подлецом, а годы совместной жизни с ним - шпиком.
Она, конечно, мучительно переживала разрыв, но недолго: вопреки ее неверию в возможность новых отношений, вспыхнул почти служебный роман.
Снимавшийся в 1990 году фильм «Секс-сказка», где ее персонаж обозначен как «дьявол в женском обличье», и Гурченко, и зрители едва ли включат в число ее коронных работ. Это не «Старые стены», не «Двадцать дней без войны», не «Соломенная шляпка», не «Сибириада», не «Любовь и голуби», не «Пять вечеров», не «Вокзал для двоих», не... не... не... Гораздо скромнее. Но на съемках, проходивших eще при Купервейсе, случилось ее знакомство - и не более - с продюсером картины Сергеем Сениным, одесситом. По-настоящему в жизнь звезды Сенин вошел лишь года через три, когда ей «до боли в груди хотелось положить голову на мужское плечо».
К тому времени у них с ним появился еще один совместный проект - музыкальный фильм «Люблю», ставший режиссерским дебютом Федора Бондарчука. «И в тот 1993 год я впервые в жизни поняла, сколько мне лет и что я снимаюсь, в общем-то, у своих детей, -призналась Гурченко. - Но я знала, что если буду все время держать эту мысль в голове, то ничего не сделаю. Как быть? Неси свое. Зарази их своим духом».
Своей магнетической энергией - тут Гурченко даст фору любому экстрасенсу - артистка заразила всех, включая продюсера, разница в возрасте с которым у них оказалась 13 лет. Через дюжину лет (совместной жизни она не без иронии и удовольствия заметит: «Сенин моложе меня, но выглядит - ну естественно! - старше. Доведен, все в порядке!»
Редкое ее выступление - в эфире ли, на публике - обходится без сдержанных похвал «настоящему мужчине», который наконец-то рядом с ней: «Сережу называю Сергеем Михайловичем, потому что его, Сережи, самого немало, в смысле килограммов. Ума много и деспотические данные хорошие. И диктаторские данные в порядке. Короче, наверное, он первый близкий человек, которому я подчиняюсь. Нечасто. Но бывает».
Союз с суровым и на людях молчаливым Сениным помог Людмиле Марковне осуществить одно из ее заветных желаний - в 1998 году сыграть в мюзикле. Кроме «Бюро счастья». где она предстала во всем блеске своих возможностей, их творческое объединение «Дуэт», где жена - худрук, а муж - гендиректор. выпустило несколько непритязательных лирических комедий, с Гурченко и без, и даже одну христианскую эпопею «Апостол Павел».
От Сенина не в восторге родственники артистки. «Мне иногда кажется, что бабушка - просто кукла - марионетка в его руках. - говорила о Сенине внучка актрисы Елена. - Ей позволено заниматься своим внешним видом, здоровьем, чтобы хорошо выглядеть, зарабатывать гонорары. Но принадлежать всецело она должна только ему, и - никакой родни!»
«Людмила Марковна кому-нибудь подчинялась?» - спросили у одного из ее мужей. «Нет. Никогда. Не помню. Она подчинялась на съемках Никите Михалкову».
Никита Сергеевич - отдельный человек в ее жизни. Возможно, более важный, чем кто-то из экс-мужей. Она считает, что в кино именно постановщик «Пяти вечеров» (1979), этапного фильма в ее творчестве, понял ее тоньше других: «Он незаметно раздвинул пестрый эклектический внешний занавес и стал общаться с тем человеком, что сидел у меня внутри. Тот человек обрадовался, что наконец-то им заинтересовались, взял да и с удовольствием подчинился. И стало так спокойно - нигде ничто не бунтовало.
Сегодня невыгодно, немодно и даже опасно признаваться в симпатиях к Михалкову. Отношение к нему рассорило многих. Но Гурченко -не флюгер, своих не предаст. К тому же при всех сложностях характера и при довольно четко выраженных симпатиях-антипатиях - коммунистов не любит. Чубайс ей нравится и она очень переживает, что распался СССР. - она не ввязывается в околокиношные дрязги, от всех партий держится подальше.
В этом году ей присвоили «Нику» в почетной номинации «За честь и достоинство». Стоячая овация. В числе вручавших актрисе статуэтку крылатой богини были ярые антагонисты Михалкова по Союзу кинематографистов - живые классики Рязанов и Герман. Они признавались ей в любви. А она примерно в те же дни, давая большое телеинтервью, на вопрос о Михалкове ответила: «Никита - это чудо! Он прекрасен. Он - актер-зверь: съест и пуговицы выплюнет. Грандиозный актер! Это личность изумительная. У него старшинство и в мыслях, и в поведении. Он - мэтр. Уникальное создание природы. Таких не любят!
Она - любит. Может, потому что сама - мэтр и уникальное явление природы. Может, знает, каково это быть травимой прессой и в плену клубка целующихся змей.
Михалкову и его клану она благодарна не только за общие фильмы и роли. Эта семья открыла в ней талант писательницы: наслушавшись на съемках «Сибириады» ее историй. Андрей Кончаловский уговаривал: «Пиши, пиши!». Сергей Владимирович Михалков помог с первой публикацией. Никита Сергеевич написал предисловие.
Гурченко - человек провинциальный, но по маме - тоже из дворян, добра и благородства не забывает. А еще, как и Михалков, она считает себя патриотом, и ей странно, что на публике «сказать, что любишь родину, уже неудобно. А задницу показать со сцены удобно».
Наверное, никому и в голову не придет отождествлять Людмилу Марковну с тем, советским. плакатным образом Родины-матери. Эта ниша занята Нонной Мордюковой, Людмилой Зыкиной, еще кем-то - из прекрасных и монументальных, а Гурченко, с ее, как выразился Николай Михайлов, один из бывших министров культуры, «вертлявыми западными штучками-дрючками»»... ну что вы. «Вторая Марлей Дитрих» - это вот про нее, хотя и не любит она этого сравнения - мол, вашу Марлен да на нашу бы coветскую киностудию, где ни грима хорошего, ни костюмов, или на сцену рабочего клуба с разбитым пианино, или в харьковскую коммуналку.
И тем не менее женщины. сыгранные ей убедительно и страстно, - это тоже наша Родина. И это от их лица она выдала свою, совсем непафосную версию пахмутовской песни «Остаюсь с обманутым народом». Она не представляет себя где-то за бугрюм. Да и, как говорится, «поздняк метаться».
Можно не сомневаться, в ее 75-летие будут телеграммы из Кремля и Белого дома. Курьеры с букетиками. Наверное, дадут орден - «За заслуги перед Отечеством» II степени, третьей и четвертой вручали к прошлым юбилеям.
Прайм-тайм под завязку забьют ее фильмами, лучшие из которых мы и так знаем наизусть, «бенефисами» и «песнями военных лет», программами с ней и о ней. Не исключено, что устроят шикарное шоу, где Гурченко будут носить на руках и осыпать лепестками. где дива нового поколения Рената Литвинова снова признается ей в чувствах: «Моя любимая актриса! Все просторы нашей Родины обожают вас!»
Ее будут привычно называть национальным достоянием. великой и. разумеется. невероятной, недосягаемой, несравненной, неповторимой. неувядаемой... не... не... не... Не надо? Да нет. надо. Но лучше б ей дали денег. Не в долг, а в подарок. Настоящих. Уж она не спустит их на бриллианты. Пусть, пока есть силы и кураж, поставит для себя и для нас мюзикл, какой захочет, или устроит сольный концерт такой, что Бродвей обзавидуется блесткам, перьям и огням, или запишет новые пластинки, или снимет фильм, не залезая в кабалу кредитов, которые так трудно отбить с ее, признаемся прямо, не вполлне форматными и коммерческими проектами. «Ах ты. моя любимая Родина! Все тебе отдала - что ж ты так?.. Не могу позволить себе не работать - а как жить? Нет, лучше не думать о возрасте и деньгах...» -написала она в последней своей книжке «Люся, стоп!».
Кому, если не ей? Она заслужила.
Автор биографии: Влад Васюкин
